Ракетами, как дивный сад,

Где искры что цветы горят

И как дракон рокочет гром.

Глава I

Долгожданное угощение

Тогда Бильбо Торбинс, владелец Торбы-на-Круче, объявил, что хочет

пышно отпраздновать свое наступающее стоодиннадцатилетие, весь

Норгорд загудел и взволновался.

Бильбо слыл невероятным богачом и отчаянным сумасбродом вот уже

шестьдесят лет – с тех пор как вдруг исчез, а потом внезапно возвратился с

добычей, стократно преувеличенной россказнями. Только самые мудрые

старики сомневались в том, что вся Круча изрыта подземными ходами, а

ходы забиты сокровищами. Мало этого, к деньгам еще и здоровье, да какое!

Сколько воды утекло, а господин Торбинс и в девяносто лет казался

пятидесятилетним. Когда ему стукнуло девяносто девять, стали говорить, что он «хорошо сохранился», хотя вернее было бы сказать «ничуть не

изменился». Многие качали головой: это уж было чересчур, даже и

несправедливо, как везет некоторым – и старость их обходит, и деньгам

переводу нет.

– Не к добру это, – говорили они. – Ох, не к добру, и быть беде!

Но беды покамест не было, а рука мистера Торбинса не скудела, так

что ему более или менее прощали его богатство и чудачества. С родней он

был в ладах (кроме, разумеется, Лякошель-Торбинсов), и многие хоббиты

победнее да попроще любили его и уважали. Но сам он близко ни с кем не

сходился, пока не подросли внучатые племянники.

Старшим из них и любимцем Бильбо был рано осиротевший Фродо

Торбинс, сын его троюродного брата с отцовской стороны и двоюродной

сестры – с материнской. В девяносто девять лет Бильбо сделал его своим

наследником, и Лякошель-Торбинсы опять остались с носом. Бильбо и

Фродо родились в один и тот же день, 22 сентября. «Перебирайся-ка,

сынок, жить ко мне, – сказал однажды Бильбо, – а то с днем рождения у нас

сущая морока». И Фродо переехал. Тогда он был еще в ранних летах – так

хоббиты называют буйный и опрометчивый возраст между двадцатью

двумя и тридцатью тремя годами.

С тех пор Торбинсы весело и радушно отпраздновали одиннадцать

общих дней рождения; но на двенадцатый раз, судя по всему, готовилось

что-то невиданное и неслыханное. Бильбо исполнялось сто одиннадцать –

три единицы, – по-своему круглое и вполне почетное число (даже

легендарный Старый Крол прожил только до ста тридцати), а Фродо

тридцать три – две тройки, – тоже случай особый: на тридцать четвертом

году жизни хоббит считался совершеннолетним. И замололи языки в

Норгорде и Приречье: слухи о предстоящем событии разнеслись по всей

Хоббитании. Везде заново перемывали кости Бильбо и пересказывали его

приключения: хоббиты постарше вдруг оказались в кругу слушателей и

чинно рылись в памяти.

Кого слушали разиня рот, так это старого Хэма Скромби, известного

под прозвищем Жихарь. Слушали его в трактирчике «Укромный уголок» на

дороге в Приречье; а говорил он веско, потому что лет сорок, не меньше, садовничал в Торбе-на-Круче, да еще до того пособлял там же старому

Норну. Теперь он и сам состарился, стал тяжел на подъем, и работу за него

почти всю справлял его младшенький, Сэм Скромби. Оба они были в

лучших отношениях с Бильбо и Фродо. И жили опять же на Круче, в

третьем доме Исторбинки, чуть пониже усадьбы.

– Уж как ни говори про господина Бильбо, а хоббит он

первостатейный и вежливость очень даже соблюдает, – заявил Жихарь. И

ничуть не прилгнул: Бильбо был с ним очень даже вежлив, называл его

«почтенный Хэмбридж» и приглашал на ежегодный совет насчет овощей –

уж про «корнеплодие», тем более про картофель, Жихарь соображал лучше

всех в округе (что так, то так, соглашался он).

– Да ведь, кроме Бильбо, там в норе еще этот, как его, Фродо? –

заметил старый Сдубень из Приречья. – Зовется-то он Торбинс, но

Брендизайк, считай, наполовину, если не больше – такой идет разговор.

Чего не пойму – так это зачем было Торбинсу из Норгорда брать себе жену,

смех сказать, в Забрендии, где народ ох не нашенский!

– Да где ж ему быть нашенским, – вмешался папаша Двулап, сосед

Жихаря, – ежели они живут по какую не надо сторону Брендидуима и

вперлись в самый что ни на есть Вековечный Лес? Нашли местечко, нечего

сказать!

– Дело говоришь, папаша! – согласился Жихарь. – Ну, вообще-то