– Народ мне знакомый, – отвечал Арагорн. – Заносчивые они,

своевольные; однако ж твердые и великодушные, слово у них никогда не

расходится с делом; в бою неистовы, но не кровожадны, смышленые и

простоватые: книг у них нет, лишь песни помнит каждый, как помнили их в

седой древности сыны и дочери человеческие. Давно я здесь, правда, не

был и не знаю: может, их подкупили посулы предателя Сарумана или

подкосили угрозы Саурона. С гондорцами они искони в дружбе, хоть и не в

родстве – некогда их привел с севера Отрок Эорл, и они, наверно, сродни

обитателям краев приозерных, подвластных Барду, и лесных, подвластных

Беорну. Там, как и здесь, тоже много высоких и белокурых. И с орками

тамошние и здешние враждуют.

– А Гэндальф говорил, есть слух, будто они здесь данники Мордора, –

заметил Гимли.

– Боромир этому не поверил, я тоже не верю, – отозвался Арагорн.

– Сейчас разберетесь, чья правда, – сказал Леголас. – Их вон уже

слышно.

Вскоре даже Гимли заслышал, как близится топот копыт. Всадники

свернули от реки к всхолмью и мчались по черному следу наперегонки с

ветром.

Издалека звенели сильные, юные голоса. Вдруг они общим громом

грянули из-за холма, и показался передовой: он вел отряд на юг, мимо

западных склонов. Длинной серебристой вереницей мчались за ним

кольчужные конники, витязи как на подбор.

Высокие, стройные кони с расчесанной гривой, в жемчужно-серых

чепраках, помахивали хвостами. И всадники были под стать им, крепкие и

горделивые; их соломенно-желтые волосы взлетали из-под шлемов и

развевались по ветру; светло и сурово глядели их лица. Ясеневое копье

было в руках у каждого, расписной щит за спиной, длинный меч у пояса, узорчатые кольчуги прикрывали колени.

В строю по двое мчались они мимо, и хотя иной из них то и дело

привставал в стременах, озирая окрестность по обеим сторонам пути,

однако

же

безмолвные

чужаки,

следившие

за

ними,

остались

незамеченными. Дружина почти что миновала их, когда Арагорн внезапно

поднялся и громко спросил:

– Конники Ристании, нет ли вестей с севера?

* * *

Всадники мигом осадили своих скакунов и рассыпались вкруговую.

Трое охотников оказались в кольце копий, надвигавшихся сверху и снизу.

Арагорн стоял молча, и оба его спутника замерли в напряженном

ожидании.

Конники остановились разом, точно по команде: копья наперевес,

стрелы на тетивах. Самый высокий, с белым конским хвостом на гребне

шлема, выехал вперед; жало его копья едва не коснулось груди Арагорна.

Тот не шелохнулся.

– Кто вы такие, зачем сюда забрели? – спросил всадник на всеобщем

языке Средиземья, и выговор его был гортанный и жесткий, точь-в-точь как

у Боромира, у гордого гондорского витязя.

– Я зовусь Бродяжником, – отвечал Арагорн. – Я пришел с севера.

Охочусь на орков.

Всадник соскочил с седла. Другой выдвинулся и спешился рядом; он

отдал ему копье, обнажил меч и встал лицом к лицу с Арагорном,

изумленно и пристально разглядывая его.

– Поначалу я вас самих принял за орков, – сказал он. – Теперь вижу, что вы не из них. Но худые из вас охотники, ваше счастье, что вы их не

догнали. Бежали они быстро, оружием их не обидели, и ватага была

изрядная. Догони вы их ненароком, живо превратились бы из охотников в

добычу. Однако, знаешь ли, Бродяжник, что-то с тобой не так. – И он снова

смерил усталого Следопыта зорким, внимательным глазом. – Не подходит

тебе это имя. И одет ты диковинно. Вы что, исхитрились спрятаться в

траве? Как это мы вас не заметили? Может, вы эльфы?

– Есть среди нас и эльф, – сказал Арагорн. – Вот он: Леголас из

Северного Лихолесья. А путь наш лежал через Кветлориэн, и Владычица

Цветущего Края обласкала и одарила нас.

Еще изумленнее оглядел их всадник и недобро сощурился.

– Не врут, значит, старые сказки про Чародейку Золотого Леса! –

промолвил он. – От нее, говорят, живым не уйдешь. Но коли она вас

обласкала и одарила, стало быть, вы тоже волхвы и чернокнижники? – Он

холодно обратился к Леголасу и Гимли: – А вас что не слышно, молчуны?

Гимли поднялся, крепко расставил ноги и стиснул рукоять боевого

топора; черные глаза его сверкнули гневом.

– Назови свое имя, коневод, – сказал он, – тогда услышишь мое и еще

кое-что в придачу.