соображал, как бы им половчее обойти ослепленного алчностью злыдня.

– Зря ищешь – не найдешь его, – шепнул он. – Не так-то это просто.

– Не найдешь его? – мигом отозвался Грышнак, вцепившись в плечо

Пина. – Чего это не найдешь? Ты о чем говоришь, лягушоночек?

Пин немного выждал и вдруг едва слышно заурчал:

– Горлум, горлум. Ни о чем, моя прелесть, – прибавил он.

Хватка Грышнака стала судорожной.

– Ого! – тихо-тихо протянул гоблин. – Так ты вот о чем, а? Ого! Оч-

чень опас-сно слишком много знать, оч-чень.

– Еще бы, – подхватил Мерри, поняв, куда клонит Пин. – Еще бы не

опасно: тебе не меньше нашего. Но это уж твое дело. Лучше скажи, хочешь

его заполучить или нет? А если хочешь – что дашь за это?

– Заполучить? Заполучить? – повторил Грышнак как бы в недоумении,

но дрожь выдавала его. – Что я дам за это? Как то есть – что дам?

– Да вот так, – сказал Пин, отцеживая слово за словом. – Чего тебе без

толку-то шарить в темноте. Времени нет, возни много. Ты только ноги нам

поскорее развяжи, а то не скажем больше ни словечка.

– Козявочки вы несчастненькие, – зашипел Грышнак, – да все, что у

вас есть, и все, что вы знаете, вы в свое время выложите: наизнанку

вывернетесь! Об одном жалеть будете – что вам больше нечем ублажить

Допросчика, ох как будете жалеть и как скоро! Куда спешить? Спешить-то

некуда. Думаете, почему вас до сих пор не распотрошили? Уж поверьте

мне, малявочки вы мои, что не из жалости: такого даже за Углуком не

водится.

– Чего-чего, а этого нет, – согласился Мерри. – Только добычу-то еще

тащить и тащить, к тому же все равно не в твое логово, как дело ни

обернись. Притащат нас в Изенгард, и останется большой гоблин Грышнак

с преогромным носом, а руки нагреет Саруман. Нет, хочешь подумать о

своей выгоде, думай сейчас.

Грышнак вконец остервенел. Особенно взъярило его имя Сарумана.

Время было на исходе, гам затих. Того и гляди, вернется Углук или

охранники-изенгардцы.

– Ну, говорите: у тебя оно, что ли? Или у тебя? – повел он глазами-

угольями.

– Горлум, горлум! – отвечал Пин.

– Ноги развяжи! – отозвался Мерри.

Лапищи орка содрогнулись.

– Ладно же, гниды недоделанные! – скрежетнул он. – Ножки вам

развязать? Да я вас лучше вашими кишками удавлю. Вы что, думаете, я вас

до костей не обыщу? Обыщу! Изрежу обоих на мелкие вонючие клочья! И

ножки ваши не понадобятся, я и так вас унесу туда, где нам никто не

помешает!

Он подхватил и притиснул под мышками обоих хоббитов до костного

хруста; неимоверная силища была в его руках и плечах. Пришлепнув им

рты ладонями, он втянул голову в плечи и прыгнул вперед. Быстро и

бесшумно добрался он до ската, а там проскочил между орками-дозорными

и темным призраком смешался с ночью, сбегая по холму на запад, к реке, вытекавшей из леса. Серел мутный широкий простор, и одинокое пламя

колыхалось впереди.

Пробежав с десяток саженей, он остановился, всматриваясь и

вслушиваясь. Ничего было не видно, ничего не слышно. Он медленно

пробирался вперед, согнувшись чуть не вдвое, потом присел на корточки, снова вслушался – и выпрямился: настал миг рискнуть и прорваться. Но

вдруг перед ним возник темный конный силуэт. Конь заржал и вздыбился.

Всадник что-то прокричал.

Грышнак бросился наземь плашмя, подминая под себя хоббитов, и

обнажил ятаган. Он, конечно же, решил на всякий случай убить пленников,

но решение это было роковое. Ятаган брякнул и блеснул в свете дальнего

костра слева. Из мрака свистнула стрела: то ли пущена она была очень

метко, то ли судьба ее подправила – но стрела пронзила его правую руку.

Он уронил ятаган и вскрикнул. Топотнули копыта, и едва Грышнак

вскинулся и побежал, как его насквозь прободало копье. Он дико взвыл и

тяжело рухнул, испуская дух.

Хоббиты лежали ничком, как их бросил Грышнак. Другой конник

подъехал на помощь товарищу. То ли конь его видел по-особому, то ли

особое было у него чутье, только он перепрыгнул хоббитов, а седок не

заметил их, прикрытых эльфийскими плащами, прижавшихся к земле,

испуганных до полусмерти.

Наконец Мерри шевельнулся и тихо прошептал:

– Ну ладно, это вышло, а теперь же что?

Ответа ждать не пришлось. Орки услышали предсмертные вопли

Грышнака. На холме раздались еще и не такие вопли: обнаружилось, что