летом колыхались пышные заливные луга, и клонились потом осенние

травы, рассеивая семена. Беседовать с ними у онтиц нужды не бывало: те

лишь бы слышали, что им велят, и делали, что велено. Онтицы-то и велели

им расти как надо, плодоносить как следует; им, онтицам, нужен был

порядок, покой и изобилие (ну, то есть нужно было, чтобы все делалось по-

положенному). И онтицы устроили роскошные сады. А мы, онты, по-

прежнему расхаживали да скитались и только иногда, редко навещали

ихние сады. Потом Тьма заполонила север, и онтицы ушли за Великую

Реку, разбили там новые сады, распахали новые поля, и совсем уж редко

мы стали видеться. Тьму одолели, и тогда еще пышнее расцвела земля у

наших подруг, и не бывало изобильнее их урожаев. Разноплеменные люди

переняли их уменья, и онтицы были у них в большом почете; а мы словно

бы исчезли, ушли в полузабытую сказку, стали темной лесной тайной.

Однако же мы вот они, а от садов наших онтиц и следа не осталось. Люди

называют тамошние места Бурыми Равнинами, Бурятьем.

И вот еще помню, как сейчас, а сколько времени прошло – когда

Заморские Рыцари взяли в плен Саурона, очень мне захотелось повидать

Фимбретиль. Я ее помнил все такой же красавицей, хотя в последний раз

она была вовсе не та, что в былые времена. И немудрено: они ведь

трудились не покладая рук, стали сутулыми и смуглыми, волосы у них

выцвели под солнцем, а щеки задубели яблочным румянцем. Но все же

глаза у них наши – наши, зеленые глаза. Мы пересекли Андуин, мы

явились в тамошний край и увидели пустыню, изувеченную промчавшейся

войной. И не было там наших онтиц. Мы их звали, мы их долго искали и

спрашивали всех, кто нам ни попадался. Одни говорили, что не видали, другие – что видели, как они уходили на запад, на восток, а может, и на юг.

Туда и сюда мы ходили: не было их нигде. Очень нам стало горько. Но Лес

позвал нас обратно, и мы вернулись в любимое густолесье. Год за годом

выходили мы из Леса и звали наших подруг, выкликали их милые,

незабвенные имена. А потом выходили все реже, и выходили недалеко.

Теперь наших онтиц как и не было, только и остались, что у нас в памяти, и

отросли у нас длинные седые бороды. Много песен сложили эльфы про то,

как мы искали наших подруг; потом и люди переиначили эльфийские

песни. Мы об этом песен не слагали, мы про них помнили и напевали их

древние имена. Наверно, мы с ними все-таки встретимся, и, может быть, еще отыщется край, где мы заживем вместе. Однако же предсказано другое,

что мы воссоединимся, потерявши все, что есть у нас теперь. Нынче,

кажется, к тому и дело идет. Тот Саурон, прежний, выжигал сады, а

нынешний Враг, похоже, все леса норовит извести под корень.

Н-да, и вот эльфы давным-давно сложили про все про это одну такую

песню. Пели ее всюду по берегам Великой Реки. Эльфийская это песня: мы

бы не так пели, наша была бы очень длинная, чересчур даже длинная, пожалуй.

Но эту-то, эльфийскую, мы все помним наизусть. По-вашему вот она

как будет:

ОНТ. Березы оделись прозрачной листвой и вешним соком

полны,

Резвится и блещет лесной поток, прыгая с крутизны,

Шагается вольно, ветер свеж, рокочет эхо в горах —

Скорей, скорей возвращайся ко мне, в веселый весенний край!

ОНТИЦА. Весна залила поля и луга, расплеснулась зеленой

волной,

В цвету, как в снегу, блистают сады серебряной белизной,

Брызжет солнце и плещут дожди, чтоб жажду земли утолить.

Зачем же я возвращусь к тебе из своих цветущих долин?

ОНТ. Простерся и млеет летний покой, золотистый, знойный,

дневной,

Под лиственным кровом лесные сны бредут чудной чередой,

В прохладных чертогах зеленая тишь, и западный веет ветер —

Приди же ко мне! Возвратись ко мне!

Здесь лучше всего на свете!

ОНТИЦА. Вызревают в летнем тепле плоды, и ягоды все смуглей,

Золотые снопы и жемчуг зерна вот-вот повезут с полей,

Наливаются яблоки, соты в меду, и пусть веет западный ветер —

Я к тебе не вернусь ни за что: у меня лучше всего на свете!

ОНТ. Но грянет сумрачная зима, и мертвенной станет тень,

В древесном треске беззвездная ночь поглотит бессолнечный

день,

Ветер с востока все омертвит, обрушится черный дождь,

И сам я тогда разыщу тебя, если ты сама не придешь!

ОНТИЦА. Небывалой зимой обомрут поля, кладбищами лягут

сады,

Заглохнут песни, и смех отзвучит, и сгинут наши труды.