Тогда былое явится вновь, и мы друг друга найдем

И вместе пойдем в подзакатный край под черным, злобным

дождем!

ОБА. Мы вместе пойдем заповедным путем за дальние рубежи,

И нам откроется новый край, и снова заблещет жизнь.

Древень допел и примолк.

– Да, вот такая песня, – сказал он погодя. – Эльфийская, это само

собой: траля-ля-ля, словцо за словцом, раз-два, и дело с концом. Однако же

неплохо сочинили, ничего не скажешь. Только онтов малость обидели:

очень уж коротко они говорят. Н-да, ну ладно, я, пожалуй, постою да

посплю. А вы где встанете спать?

– Мы обычно спать не встаем, а ложимся, – сказал Мерри. – Мы бы, если можно, прямо здесь, на ложе, и поспали бы.

– Как то есть ложитесь спать? – удивился Древень. – Ах, ну да,

конечно! Гм, кгм, спутался я: пришли мне на память древние времена и

показалось, будто я говорю с онтятами, вот ведь как, ишь ты! Что ж, тогда

ложитесь и спите. А я постою под ручеечком. Покойной ночи!

Хоббиты пристроились на постели, с головой зарывшись в душистое

сено, свежее, мягкое, теплое. Мало-помалу угасли светильники и померкли

разноцветные деревья; но все равно было видно, как Древень неподвижно

стоит под аркой, закинув руки за голову. Вызвездило, и замерцали струи, тихо стекавшие к его ногам, и тенькали, тенькали, тенькали сотни

серебряных звездных капель. Под этот капельный перезвон Мерри с Пином

крепко-крепко уснули.

Когда они проснулись, пышнозеленый чертог освещало лучистое

утреннее солнце, проникая в укромный покой. Высоко в небесах

порывистый восточный ветер рассеивал облачные клочья. Древень куда-то

подевался, и Мерри с Пином пока что пошли купаться в бассейне за аркой –

и заслышали его гуденье и пенье, а потом и сам он появился на широкой

тропе меж деревьев.

– Кгм, кха! Ну, доброе утро, Мерри и Пин, – прогудел он при виде

хоббитов. – Вы, однако, поспать горазды! А я уж нынче отшагал шагов под

тысячу. Сейчас вот попьем водички и отправимся на Онтомолвище!

Он нацедил им по полному кубку из каменной корчаги, но не из

вчерашней, из другой. И вкус у воды был не тот, что вечером: она была

гуще и сытнее, вроде и не питье вовсе, а прямо-таки еда. Хоббиты

прихлебывали, сидя на краю высокого ложа, и закусывали эльфийскими

хлебцами-путлибами (они были вовсе не голодные, но как-никак завтрак, жевать что-то полагается), а Древень стоял дожидался их, напевая то ли на

онтском, то ли на эльфийском, то ли еще на каком языке и поглядывая на

небо.

– А где оно, ваше Онтомолвище? – отважился наконец спросить Пин.

– Кгм, как? Онтомолвище-то где? – переспросил Древень,

обернувшись. – Это не место, Онтомолвище, это собрание онтов, нынче

такие собрания созываются очень-очень редко. Ну, сейчас-то многие, н-да,

многие мне накрепко обещали быть. А соберемся мы, где и всегда: людское

название этому месту – Тайнодол. Отсюда малость на юг. Надо нам

подойти туда к полудню, не позже.

Вскоре они тронулись в путь. Древень, как накануне, усадил хоббитов

на предплечьях. Выйдя из чертога, он свернул вправо, шутя перешагнул

через бурливый ручей и пошел на юг возле безлесных подножий высоких

обрывистых склонов. За каменистыми осыпями виднелись березняк и

рябинник, а выше – темное густое краснолесье. Потом Древень отошел от

предгорий и подался в Лес, где деревья были такие высокие, раскидистые и

толстые, каких хоббиты в жизни не видывали. Поначалу их, почти как на

опушке Фангорна, прихватило удушье, но очень скоро дыханье наладилось.

Древень с ними не заговаривал. Он раздумчиво бухтел себе под нос, и

слышалось только «бум-бум, рум-бум, бух-трах, бум-бум, трах-бах, бум-

бум, та-ра-рах-бум» или вроде того – то угрюмей, то радостней, то глуше, то гулче. Иногда хоббитам чудился ответный гул, трепет или звук, не то из-

под земли, не то над головой, а может быть, гудели стволы; но Древень

знай себе вышагивал, не глядя по сторонам.

Пин принялся было считать мерные «онтские шаги», но сбился со

счету на третьей тысяче, а тут и Древень пошел чуть помедленнее.

Внезапно остановившись, он опустил хоббитов на траву, раструбом

приложил ладони ко рту и, словно из гулкого рога, огласил лес протяжным

кличем. «Гу-у-гу-у-гу-умм!» – раскатилось окрест, и деревья явственно

вторили зову. Потом со всех сторон издалека донеслось: «Гу-у-гу-у-гу-у-гу-