отплясывать «Брызгу-дрызгу» – очень милый, но несколько буйный танец.

Однако Бильбо потребовал внимания. Он выхватил горн у какого-то

хоббитенка и трижды в него протрубил. Шум улегся.

– Я вас надолго не задержу! – прокричал Бильбо.

Отовсюду захлопали.

– Я созвал вас нынче с особой целью. – Сказано это было так, что все

насторожились. – Вернее, не с одной, а с тремя особыми целями! –

Наступила почти что тишина, и некоторые Кролы даже приготовились

слушать. – Во-первых, чтобы сказать вам, что я счастлив всех вас видеть и

что с такими прекрасными и превосходными хоббитами, как вы, прожить

сто одиннадцать лет легче легкого!

Радостный гомон одобрения.

– Добрую половину из вас я знаю вдвое хуже, чем следует, а худую

половину люблю вдвое меньше, чем надо бы.

Сказано было сильно, но не очень понятно. Плеснули редкие хлопки, и

все призадумались: так ли уж это лестно слышать?

– Во-вторых, чтобы вы порадовались моему дню рождения.

Прежний одобрительный гул.

– Нет, не моему: НАШЕМУ. Ибо в день этот, как вы знаете, родился не

только я, но и мой племянник, мой наследник Фродо. Нынче он достиг

совершеннолетия и вступает во владение имуществом.

Кое-кто из старших снисходительно похлопал. «Фродо! Фродо!

Старина

Фродо!»

–

выкрикивала

молодежь.

Лякошель-Торбинсы

насупились и стали гадать, как это Фродо «вступает во владение».

– Вдвоем нам исполняется сто сорок четыре года: ровно столько,

сколько вас тут собралось, – один, извините за выражение, гурт.

Гости безмолвствовали. Это еще что за новости? Многие, а особенно

Лякошель-Торбинсы, оскорбились, сообразив, что их пригласили сюда

только для ровного счета. «Скажет тоже: один гурт. Фу, как грубо».

– К тому же сегодня годовщина моего прибытия верхом на бочке в

Эсгарот при Долгом озере. Хотя тогда я про свой день рождения не сразу и

вспомнил. Мне было всего-то пятьдесят один год, а что такое в молодости

год-другой! Правда, пиршество учинили изрядное; только я, помнится, был

сильно простужен и едва выговаривал: «Пребдого бдагодаред». Теперь я

пользуюсь случаем выговорить это как следует: премного благодарен вам

всем за то, что вы удосужились прибыть на мое скромное празднество!

Упорное молчание. Все боялись, что сейчас он разразится песней или

какими-нибудь стихами, и всем заранее было тоскливо. Что бы ему на этом

кончить? А они бы выпили за его здоровье. Но Бильбо не стал ни петь, ни

читать стихи. Он медленно перевел дыхание.

– В-третьих и в-последних, – сказал он, – я хочу сделать одно

ОБЪЯВЛЕНИЕ. – Это слово он вдруг произнес так громко, что все, кому

это было еще под силу, распрямились. – С прискорбием объявляю вам, что

хотя, как я сказал, прожить сто одиннадцать лет среди вас легче легкого, однако же пора и честь знать. Я отбываю. Только вы меня и видели.

ПРОЩАЙТЕ!

Он ступил со стула и исчез. Вспыхнул ослепительный огонь, и все

гости зажмурились. Открыв глаза, они увидели, что Бильбо нигде нет. Сто

сорок четыре ошарашенных хоббита так и замерли. Старый Оддо

Шерстолап снял ноги со стола и затопотал. Потом настала мертвая тишина:

гости приходили в себя. И вдруг Торбинсы, Булкинсы, Кролы,

Брендизайки, Ройлы, Ейлы, Пойлы, Глубокопы, Бобберы, Толстобрюхлы,

Барсуксы, Дороднинги, Дудстоны, Шерстопалы и Шерстолапы заговорили

все разом.

Они соглашались друг с другом, что это безобразно и неучтиво и что

надо это поскорее заесть и запить. «Я и всегда говорил, что он тронутый», –

слышалось отовсюду. Даже проказливые Кролы, за малым исключением, не

одобрили Бильбо. Тогда, правда, почти никто еще не понимал, что же

произошло: бранили вздорную выходку.

Только старый и мудрый Дурри Брендизайк хитро прищурился. Ни

преклонные годы, ни преизобильные блюда не помутили его рассудка, и он

сказал своей невестке Замиральде:

– Нет, милочка, это все не просто так. Торбинс-то, оболтус, небось

опять сбежал. Неймется старому балбесу. Ну и что? Еда-то на столе

осталась.

И он крикнул Фродо принести еще вина.

А Фродо был единственный, кто не вымолвил ни слова. Он молча

сидел возле опустевшего стула Бильбо, не обращая внимания на выкрики и

вопросы. Он, конечно, оценил проделку, хотя знал о ней заранее, и едва

удержался от смеха при дружном возмущении гостей. Но ему было как-то