юных хоббитов – даже если только ради Боромира. На самом же деле – не

только ради него. Орки, на свою беду, дотащили их до Фангорна… да, мелкие камушки обрушивают горный обвал. Далекий гул его слышен уже

сейчас – и горе Саруману, если он не успеет укрыться от лавины за

крепостными стенами!

– В одном ты вовсе не изменялся, дорогой друг, – сказал ему

Арагорн. – Ты по-прежнему говоришь загадками.

– Да? Разве? – отозвался Гэндальф. – Нет, я просто говорил вслух сам с

собой. Стариковский обычай: избирай собеседником мудрейшего –

молодежи слишком долго все объяснять.

Он рассмеялся, но теперь и смех его был ласков, как теплый

солнечный луч.

– Меня молодым не назовешь, даже в сравненье с королями

древности, – возразил Арагорн. – Ты разъясни, попробуй, а я постараюсь

понять.

– Как же мне вам разъяснить, чтоб всем троим было понятно? –

призадумался Гэндальф. – Ладно, попробую – вкратце и как нельзя проще.

Враг, разумеется, давно уже выведал, что Кольцо в наших руках и что оно

доверено хоббиту. Он знает, сколько нас отправилось в путь из Раздола, знает, кто мы такие, про всех и каждого. Покамест неведома ему лишь наша

цель. Он думает, что все мы держим путь в Минас-Тирит, ибо так он

поступил бы на нашем месте. И поступил бы мудро, подрывая и умаляя

враждебную мощь. Сейчас он в великом страхе ждет внезапного появления

неведомого и могучего недруга, который наденет Кольцо, дабы низвергнуть

его былого Властелина и самому воцариться на черном троне. Что мы

хотим лишь низвергнуть, а не заменить его – это превыше его разумения.

Что мы хотим уничтожить Кольцо – это ему и в самом страшном сне не

приснится. Таков неверный залог нашей удачи, зыбкое основанье надежды.

Опережая призрак, он поспешил с войной: ведь если первый удар –

смертельный, то второго не надо. И вот по мановению его зашевелились –

раньше намеченного – давно и втайне снаряжавшиеся полчища. Мудрый

глупец! Ему бы всеми силами охранять Мордор, чтоб туда муха не

залетела, и всеми средствами охотиться за Кольцом – и не было бы у нас

никакой надежды: с помощью самого Кольца он быстро отыскал бы его

Хранителя. Но взор его рыщет за пределами Мордора и вперяется в Минас-

Тирит. Скоро, очень скоро на Гондор обрушится грозная буря.

Ибо уже известно ему, что лазутчики, высланные наперехват

Хранителям, сгинули без следа. Кольцо не отыскалось, и заложников-

хоббитов ему не доставили. Если бы удалось хоть это, судьба наша повисла

бы на волоске. Но не стоит бередить сердце ужасами испытаний,

ожидавших хрупкую стойкость наших малышей в застенках Черного Замка.

Пока что планы Врага сорвались – благодаря Саруману.

– Так, значит, Саруман – не предатель? – удивился Гимли.

– Предатель, конечно, – сказал Гэндальф. – Вдвойне предатель. Ну не

чудеса ли? Из наших недавних горестей горше всего казалась нам измена

Сарумана; к тому же, сделавшись владыкой и воеводой, он большую силу

набрал. Он сковал угрозой Мустангрим, и отсюда не шлют дружины в

Минас-Тирит, на защиту от нашествия с востока. Но изменник всегда сам

себе петлю вьет. Саруман возмечтал овладеть Кольцом или же захватить

хоббитов и выпытать у них всю подноготную. А удалось ему на пару с

Сауроном всего лишь вихрем домчать Мерри и Пина к Фангорну, и они как

раз вовремя оказались там, куда бы иначе нипочем не попали!

А обоюдные подозрения путают их планы. В Мордоре о битве у

опушки ничего не знают, спасибо ристанийским конникам; зато известно, что в Привражье были захвачены в плен два хоббита и что их умыкнули в

Изенгард вопреки веленью Черного Властелина. Теперь ему надо

остерегаться Изенгарда на придачу к Минас-Тириту. И если Минас-Тирит

падет, худо придется Саруману.

– Как жаль, что наши друзья поневоле мешают им сцепиться! –

заметил Гимли. – Будь Изенгард и Мордор соседями, дрались бы они

между собой, а нам было бы легче разделаться с обессиленным

победителем.

– Мощь победителя возросла бы вдвое, а сомнения исчезли бы, –

возразил Гэндальф. – Да и куда Изенгарду воевать с Мордором – разве что

Саруман прибрал бы к рукам Кольцо, но теперь это ему больше не грозит.

Он и сам еще не ведает, в какую петлю угодил. Вообще ему многое

невдомек. Он так спешил ухватить добычу, что не усидел дома, вышел