горько: он вдруг понял, что не на шутку любит старого хоббита. Гости ели

и пили, обсуждали и осуждали дурачества Бильбо Торбинса, прежние и

нынешние, – разгневались и ушли одни Лякошель-Торбинсы. Наконец

Фродо устал распоряжаться; он велел подать еще вина, встал, молча

осушил бокал за здоровье Бильбо и тишком выбрался из шатра.

Бильбо Торбинс говорил речь, трогая золотое Кольцо в кармане: то

самое, которое он столько лет втайне берег как зеницу ока. Шагнув со

стула, он надел Кольцо – и с тех пор в Хоббитании его не видел ни один

хоббит.

С улыбкой послушав, как галдят ошеломленные гости в шатре и вовсю

веселятся не удостоенные особого приглашения хоббиты, он ушел в дом, снял праздничный наряд, сложил шелковый жилет, аккуратно завернул его

в бумагу и припрятал в ящик. Потом быстро натянул какие-то лохмотья и

застегнул старый кожаный пояс. На поясе висел короткий меч в потертых

черных ножнах. Бильбо вздохнул и вытащил из пронафталиненного шкафа

древний плащ с капюшоном. Плащ хранился, как драгоценность, хотя был

весь в пятнах и совсем выцветший – а некогда, вероятно, темно-зеленый.

Одежда была ему великовата. Он зашел в свой кабинет и достал из

потайного ящика обернутый в тряпье загадочный сверток, кожаную папку с

рукописью и какой-то толстый конверт. Рукопись и сверток он втиснул в

здоровенный заплечный мешок, который стоял посреди комнаты, почти

доверху набитый. В конверт он сунул золотое Кольцо на цепочке, запечатал

его, адресовал Фродо и положил на каминную доску. Но потом вдруг

схватил и запихнул в карман. Тут дверь распахнулась, и быстрым шагом

вошел Гэндальф.

– Привет! – сказал Бильбо. – А я как раз думал, почему это тебя не

видно?

– Рад, что тебя теперь видно, – отвечал маг, усаживаясь в кресло. – Я

хочу перекинуться с тобою словом-другим. Так что – по-твоему, все в

порядке?

– А как же, – подтвердил Бильбо. – Вспышка только лишняя – даже я

удивился, а прочие и подавно. Твоя, конечно, работа?

– Моя, конечно. Недаром ты многие годы скрывал Кольцо, и пусть уж

гости твои гадают как умеют, исчез ты или пошутил.

– А шутку мне испортил, – сказал Бильбо.

– Да не шутку, а дурацкую затею… только вот говорить-то теперь

поздно. Растревожил родню, и девять или девяносто девять дней о тебе

будет болтать вся Хоббитания.

– Пусть болтает. Мне нужен отдых, долгий отдых, я же тебе говорил.

Бессрочный отдых: едва ли я сюда когда-нибудь вернусь. Да и незачем, все

устроено… Постарел я, Гэндальф. Так-то вроде не очень, а кости ноют.

Нечего сказать: «Хорошо сохранился!» – Он фыркнул. – Ты понимаешь, я

тонкий-претонкий, как масло на хлебе у скупердяя. Скверно это. Надо как-

то переиначивать жизнь.

Гэндальф не сводил с него пристального, озабоченного взгляда.

– Да, в самом деле скверно, – задумчиво сказал он. – Ты, пожалуй, все

правильно придумал.

– Это уж чего там, дело решенное. Я хочу снова горы повидать,

понимаешь, Гэндальф, – горы, хочу найти место, где можно и вправду

отдохнуть. В тишине и покое, без всяких настырных родственников, без

гостей, чтобы в звонок не звонили. И книгу мою ведь нужно дописать. Я

придумал для нее чудесный конец: «…и счастливо жил до скончания

дней».

Гэндальф рассмеялся.

– Конец неплохой. Только читать-то ее некому, как ни кончай.

– Кому надо, прочтут. Фродо вон уже читал, хоть и без конца. Ты,

кстати, приглядишь за Фродо?

– В оба глаза, хоть мне и не до того.

– Он бы, конечно, пошел за мной по первому зову. Даже и просился, незадолго до Угощения. Но пока что у него это все на словах. Мне-то перед

смертью надо снова глушь да горы повидать, а он сердцем здесь, в

Хоббитании: ему бы лужайки, перелески, ручейки. Уютно, спокойно. Я ему,

разумеется, все оставил, кроме разных безделок, – надеюсь, он будет

счастлив, когда пообвыкнется. Пора ему самому хозяином стать.

– Все оставил? – спросил Гэндальф. – И Кольцо тоже? У тебя ведь так

было решено, помнишь?

– К-конечно, все… а Кольцо… – Бильбо вдруг запнулся.

– Где оно?

– В конверте, если хочешь знать, – разозлился Бильбо. – Там, на

камине. Нет, не там… У меня в кармане! – Он замялся. – Странное дело! –

пробормотал он. – Хотя чего тут странного? Хочу – оставляю, не хочу – не

оставляю.

Гэндальф поглядел на Бильбо, и глаза его чуть блеснули.