по длинной извилистой лестнице. Возле крепостных ворот Арагорн

обернулся. С возвышенного крыльца, от дверей золотого чертога смотрела

им вслед Эовин, опершись на меч обеими руками. Ее шлем и броня

блистали в солнечных лучах.

Гимли шел рядом с Леголасом, держа секиру на плече.

– Ну, наконец-то раскачались! – сказал он. – Ох и народ эти люди – за

все про все у них разговор. А у меня уж руки чешутся, охота секирой

помахать. Хотя ристанийцы-то небось тоже рубаки отчаянные. А все ж таки

не по мне такая война: поле боя невесть где, как хочешь, так и добирайся.

Ладно бы пешком, а то трясись, мешок мешком, на луке у Гэндальфа.

– Завидное местечко, – сказал Леголас. – Да ты не волнуйся, Гэндальф

тебя, чуть что, живенько на землю спустит, а Светозар ему за это спасибо

скажет. Верхом-то секирой не помашешь.

– А гномы верхом и не воюют. С лошади удобно разве что людям

затылки брить, а не оркам рубить головы, – сказал Гимли, поглаживая

топорище.

У ворот выстроилось ополчение: и стар, и млад – все уже в седлах и в

полном доспехе. Собралось больше тысячи; колыхался лес копий. Теодена

встретили громким, радостным кличем и подвели его коня, именем

Белогрив. Наготове стояли кони Арагорна и Леголаса. Покинутый Гимли

только было насупился, как к нему подошел Эомер с конем в поводу.

– Привет тебе, Гимли, сын Глоина! – сказал он. – Вот видишь, все

недосуг поучиться у тебя учтивости. Но, может, мы пока не будем

квитаться? Обещаю, что более ни словом не задену Владычицу Золотого

Леса.

– Я готов отложить наш расчет, Эомер, сын Эомунда, – важно

отозвался Гимли. – Но если тебе выпадет случай воочию увидеть царицу

Галадриэль, ты либо признаешь ее прекраснейшей на свете, либо выйдешь

со мной на поединок.

– Да будет так! – сказал Эомер. – До тех пор, однако, прости мои

необдуманные слова и в знак прощения изъяви, если можно, согласие быть

моим спутником. Гэндальф поедет впереди, вместе с конунгом; а мой конь

Огненог, с твоего позволения, охотно свезет нас двоих.

– Согласен и благодарен, – ответил польщенный вежливой речью

Гимли. – Только пусть мой друг Леголас едет рядом с нами.

– Решено! – сказал Эомер. – Слева поедет Леголас, справа – Арагорн;

кто устоит против нас четверых?

– А где Светозар? – спросил Гэндальф.

– Пасется у реки, – сказали ему. – И никого к себе близко не

подпускает. Вон он, там, близ переправы, легкой тенью мелькает в ивняке.

Гэндальф свистнул и громко кликнул коня; Светозар переливисто

заржал в ответ и примчался в мгновение ока.

– Западный ветер во плоти, да и только, – сказал Эомер, любуясь

статью и норовом благородного скакуна.

– Как тут не подарить, – заметил Теоден. – Впрочем, – повысил он

голос, – слушайте все! Да будет ведомый всем вам Гэндальф Серая

Хламида, муж совета и брани, отныне и присно желанным гостем нашим,

сановником Ристании и предводителем эорлингов; и да будет слово мое

нерушимо, пока не померкнет слава Эорла! Дарю ему – слышите? –

Светозара, коня из коней Мустангрима!

– Спасибо тебе, конунг Теоден, – молвил Гэндальф. Он скинул свой

ветхий плащ и отбросил широкополую шляпу. На нем не было ни шлема, ни брони; снежным блеском сверкнули его седины и засияло белое

облачение.

– С нами наш Белый Всадник! – воскликнул Арагорн, и войско

подхватило клич.

– С нами конунг и Белый Всадник! – пронеслось по рядам. –

Эорлинги, вперед!

Протяжно запели трубы. Кони вздыбились и заржали. Копья грянули о

щиты. Конунг воздел руку, и точно могучий порыв ветра взметнул

последнюю рать Ристании: громоносная туча помчалась на запад.

Эовин провожала взглядом дальние отблески тысячи копий на зеленой

равнине, одиноко стоя у дверей опустевшего чертога.

Глава VII

Хельмово ущелье

Когда отъезжали от Эдораса, солнце уже клонилось к западу, светило в

глаза, и простертую справа Ристанийскую равнину застилала золотистая

дымка. Наезженная угорная дорога вилась то верхом, то низом, разметав

густые сочные травы, истоптанными бродами пересекая быстрые мутные

речонки. В дальнем далеке, на северо-западе, возникали Мглистые горы, все темнее и выше, обрисованные зарей. Вечерело.

А войско мчалось во весь опор, почти что без остановок: боялись

промедлить, надеялись не опоздать и торопили коней. Резвей и выносливей

их не бывало в Средиземье, однако же и путь перед ними лежал неблизкий: