известен, – угрюмо заметил Эомер.

А ратный грохот нарастал и нагонял их. Темнота полнилась

многотысячегласым сиплым песенным ревом. Посреди излога, уже на

высоте, обернувшись, они увидели бесчисленные факелы, красновато-

огнистый ковер, расстилавшийся у горных подножий, и прерывистые

огненные струи, всползавшие по склонам. Там и сям вспыхивали мрачные

зарева.

– Большое войско идет за нами по пятам, – сказал Арагорн.

– Они несут огонь, – глухо отозвался Теоден, – и поджигают все на

своем пути – дома, рощи и стога. Богатый край, благословенная долина, селенье за селеньем. Горе мне и моему народу!

– При дневном-то свете повернули бы мы коней и обрушились на

поджигателей с высоты, – сказал Арагорн. – Не по мне это – бежать от них.

– Бежать осталось недолго, – заверил Эомер. – Вот-вот подъедем к

Хельмовой Гати: там глубокий ров, надежный вал и до Крепи еще добрая

миля. Развернемся и дадим бой.

– Нет, на оборону Гати у нас сил недостанет, – возразил Теоден. – Где

нам: она длиннее мили и въезд очень широкий.

– Въезд все равно придется оборонять, значит, нужна тыловая

застава, – сказал Эомер.

Ни звездочки не было в безлунном небе, когда передовые конники

достигли въезда над рекой по широкой дороге, спускавшейся берегом от

Горнбурга к Гати. Из-за черного провала, со смутной высоты стены их

окликнул часовой.

– Властитель Ристании ведет ополчение к Хельмовой Крепи, –

отозвался Эомер. – Говорю я, Эомер, сын Эомунда.

– Мы такого и не чаяли, – молвил часовой. – Скорей заезжайте! Того и

гляди, нагрянут орки.

Вскоре войско выстроилось за Гатью у реки, на пологом склоне.

Взбодрившись, передавали из уст в уста, что Эркенбранд оставил в

крепости изрядную дружину и ее немало пополнили беженцы.

– Пожалуй, наберется и с тысячу пеших ратников, – сказал старый

Гамлинг, поставленный начальником низовой охраны. – Многие, правда, в

чересчур уж почтенных летах, вроде меня, а у других, как у моего внука, молоко на губах не обсохло. Что слышно про Эркенбранда? Вчера

говорили, будто он идет сюда с остатками отборной дружины Вестфольда.

А нынче о нем ни слуху ни духу.

– Боюсь, что недаром, – сказал Эомер. – Дозорные наши вернулись ни

с чем, а где ему быть? Всю долину заполонили враги.

– Худо наше дело, если он погиб, – молвил Теоден. – Могучий витязь –

поистине в нем ожила доблесть Хельма Громобоя. Но ждать его здесь мы

не можем: надо стянуть все силы к Горнбургу. Как у вас там с припасами?

Мы-то налегке: на битву ехали, а не садиться в осаду.

– Три четверти вестфольдцев укрылись в здешних пещерах – стар и

млад, женщины и дети, – сказал Гамлинг. – Но припасов все равно хватит

надолго: туда согнали весь скот, да и кормов заготовлено в достатке.

– Это хорошо, – сказал Эомер. – Долину они выжгли и разграбили

дотла.

– Разграбить Хельмову Крепь куда потруднее, это им дороговато

станет, – проворчал Гамлинг.

* * *

Спешились у крепостной плотины и по гребню ее, а затем по откосу

длинной вереницей провели коней к воротам Горнбурга. Там их тоже

встретили с ликованьем и новой надеждой; как-никак вдвое прибавилось

защитников крепости.

Эомер быстро распорядился: конунгу с телохранителями и сотней-

другой вестфольдцев предоставил оборонять Горнбург, а всех остальных

разместил на Ущельной стене и Южной башне, ибо там ожидался главный

натиск оголтелых полчищ. И там он был опаснее всего. Коней под малой

охраной отвели подальше в ущелье.

Ущельная стена была высотой в двадцать футов и такой толщины, что

по верху ее могли пройти рука об руку четверо, а парапет скрывал воинов с

головой. На стену можно было спуститься по лестнице от дверей внешнего

двора Горнбурга или подняться тремя пролетами сзади, со стороны ущелья.

Впереди она была гладко обтесана, и громадные каменья плотно и вровень

пригнаны, сверху они нависали, точно утесы над морем.

Гимли стоял, прислонясь к парапету, а Леголас уселся на зубце,

потрагивая тетиву лука и вглядываясь во мглу.

– Вот это другое дело, – говорил гном, притопывая. – Насколько же

мне легче дышится в горах! Отличные скалы! Вообще крепкие ребра у

здешнего края. Как меня спустили с лошади, так ноги просто не

нарадуются. Эх, дайте мне год времени и сотню сородичей – да никакой

враг сюда после этого даже не сунется, а сунется – костей не соберет.