– В следующий раз! – сказал Пин. Он сунул руку за пазуху и извлек

оттуда мешочек на шнурке. – Есть которые на себе Кольца таскают, а у

меня другие сокровища. Вот, например: моя старая черешневая трубка. А

вот, смотрите-ка, еще одна – необкуренная! Зачем я ее сберегал, сам не

знаю. Никак уж не рассчитывал, что мне табачку подбросят, когда мой

кончится. А вот поди ж ты – пригодилась. – Он протянул Гимли трубку с

широким плоским чубуком. – Ну как, может, мы с тобой квиты?

– Скажешь тоже – квиты! – воскликнул Гимли. – О благороднейший из

хоббитов, я твой должник навеки!

– Вы как хотите, а я пошел на воздух; там и ветер свежий, и небо над

головой, – сказал Леголас.

– Мы тоже пойдем, – поддержал его Арагорн.

Они уселись на каменной россыпи у ворот. Слоистые туманы

подымались и уплывали с ветром, открывая долину.

– Ну что ж, давайте и правда немного передохнем! – сказал Арагорн. –

Устроимся на развалинах и поболтаем, как выражается строгий Гэндальф, –

пока его нету. Устал я, однако, на удивление, давно такого не припомню. –

Он запахнул плащ, так что панциря стало не видно, откинулся, вытянул

свои длинные ноги и выпустил изо рта струю голубого дыма.

– Глазам не верю, – развел руками Пин. – Явился не запылился

Бродяжник-Следопыт!

– А он никуда и не девался, – сказал Арагорн. – Я и Бродяжник, и

Дунадан, гондорский воин и северный Следопыт.

* * *

До поры до времени курили в молчании; их озаряли косые солнечные

лучи из-за перистых облаков на западе. Леголас лежал неподвижно, широко

раскрыв глаза, глядя на солнце и светлое небо, что-то медленно напевая

себе под нос. Вдруг он сел, окинул взглядом друзей и сказал:

– Ладно, полежали! Время тянется хоть и медленно, но верно, туманы

рассеялись, небо ясное; одни вы, диковинный люд, кутаетесь в дымы.

Рассказ-то обещанный где?

– Ну, мой рассказ начинается с того, что я очнулся в темноте среди

орков, связанный по рукам и ногам, – сказал Пин. – Погодите-ка, сегодня

какое?

– По хоббитскому счислению пятое марта[3], – отозвался Арагорн.

Пин посчитал на пальцах.

– Всего-то девять дней прошло! – сказал он. – А кажется, мы уж год

как расстались. Трудно порядком припомнить дурной сон, целых три дня, переполненных жутью. Ежели что забуду, Мерри меня поправит, только я

все-таки без подробностей: не хватало еще припоминать вонь, гнусь, бичи

и всякое такое.

И он рассказал про последний бой Боромира и про бегство от

Привражья до Леса. Слушатели кивали, когда рассказ совпадал с их

догадками и домыслами.

– Кое-какие свои сокровища вы обронили в дороге, – сказал Арагорн. –

Однако же радуйтесь – не потеряли! – Он отстегнул ремень под плащом и

снял с него два кинжала в ножнах.

– Батюшки! – воскликнул Мерри. – Вот уж чего не чаял снова увидеть!

Немного окровавить свой меч я все-таки успел, но потом Углук чуть не с

руками вырвал оба, у Пина и у меня. Ну и скрежетал же он зубами! Я было

подумал: сейчас зарежет, но он только отшвырнул мечи, точно горячие

уголья.

– Вот и твоя застежка, Пин, – сказал Арагорн. – Я сберег ее для тебя –

ей ведь цены нет.

– А то я не знаю, – сказал Пин. – Я с нею расстался скрепя сердце – но

что было делать?

– Правильно ты сделал, – отвечал Арагорн. – Кто не может расстаться

с сокровищем, тому оно станет в тягость. Так, и никак иначе.

– Ладно, вот что они исхитрились руки освободить – вот это да! –

сказал Гимли. – Повезло, конечно; но ведь известное дело – не всяк

вывозит, кому везет.

– Вывезти вывезли, а куда следы подевались? – спросил Леголас. – Я

уж думал, может, у вас крылья выросли?

– Нет, не выросли, – вздохнул Пин. – Тут не крылья, тут Грышнак

потрудился. – Его передернуло, и он замолчал; про самое страшное

досказывал Мерри – про цепкое обшариванье, про смрадное и жаркое

пыхтенье, про костоломную хватку волосатых лапищ Грышнака.

– Очень мне все это не по душе насчет орков из Барад-Дура, по-

ихнему Лугбурза, – задумчиво сказал Арагорн. – Черному Властелину и его

прислужникам и так-то слишком много было известно, а тут еще Грышнак

наверняка изловчился оповестить его из-за реки о кровавой стычке с

изенгардцами. Теперь он будет буровить Изенгард своим Огненным Оком.

Угодил Саруман в переделку, нечего сказать.

– Да, кто бы ни победил, а ему не поздоровится, – сказал Мерри. – Как