сунулись его орки в Ристанию, так и пошло у него все наперекосяк.

– Видели мы тут одним глазком этого старого мошенника, если верить

Гэндальфу, что это не он был, – сказал Гимли. – На опушке Фангорна.

– Когда видели? – спросил Пин.

– Пять ночей назад, – отвечал Арагорн.

– Погоди-ка, ага, – сказал Мерри, – пять ночей назад – это значит, как

раз начинается история, вам с начала до конца неизвестная. Наутро после

битвы мы встретили Древня и к ночи попали в один из его домов,

Ключищи называется. Утром отправились мы на Онтомолвище, но это не

место, а собрание онтов, и такого я в жизни не видал и не увижу.

Продолжалось оно весь день и еще два, а мы ночевали у онта по имени

Скоростень. Только на третий вечер онты договорились до дела – и

вскипели ой-ой-ой как! Лес замер, точно копил грозу, а потом она

разразилась. Ох, слышали бы вы их походную песню!

– Слышал бы ее Саруман, он бы драпанул за сто земель, не разбирая

дороги, – сказал Пин.

На Изенгард! Пусть грозен он, стеной гранитной огражден,

Но мы идем крушить гранит, и Изенгард не устоит!

Длинная была песня. В ней уж и слов не стало, одни рога распевали да

гремели барабаны. Шумим-гремим, идем-грядем! Я было подумал, что они

так себе расшумелись, но теперь знаю: они просто так не шумят.

– Стемнело, и мы взошли на гребень над Нан-Куруниром, – продолжил

Мерри. – Тогда мне впервые показалось, что за нами движется Лес: ну, думаю, сплю и вижу онтские сны – ан нет, Пин тоже, хоть и раззява, а чего-

то такое заметил. И оба мы здорово испугались, но в чем было дело, покамест не разгадали.

А это, оказывается, были гворны – так их онты именуют на

«сокращенном языке». Древень про них вскользь упоминал, и я сообразил,

что это вроде бы те же онты, только одеревенелые – во всяком случае, с

виду. Стоят они там и сям, в лесу или на опушке, стоят-помалкивают и

приглядывают за деревьями; а в ложбинах, что поглубже, их, наверно,

скопилось многие сотни.

Сила в них тайная и страшная, и они напускают вокруг себя мрак –

даже не заметишь, что движутся. А они очень даже движутся, и если

рассердятся, то куда как быстро. Стоишь, к примеру, глядишь, какая погода,

слушаешь шорох ветра – глядь, а ты уж среди леса, и огромные деревья

тянутся к тебе корнями и голыми ветвями. Речь они сохранили, бывает, говорят с онтами – потому и зовутся гворны, как сказал Древень, – но

вконец ошалели и одичали. Вот уж не приведи Фангорн с ними

встретиться, если поблизости нет настоящего онта.

Ну, в общем, до полуночи мы скрывались в горах на севере

Колдовской логовины: онты, а за ними тьма-тьмущая гворнов. Мы их,

конечно, видеть не могли; только слышали жуткое поскрипывание и

покряхтывание. Темная была ночь, облачная. А с гор они двинулись, словно

лавина, и ветер засвистал в ушах. Луна из-за туч не выглядывала, и в

первом часу пополуночи на Изенгард с севера надвинулся густой лес. А

кругом никого-никого – ни врагов, ни друзей. Только светилось окно

высоко на башне – вот и все.

Древень с товарищами подобрался поближе к большим воротам, и мы

с Пином никуда не делись – сидели на плечах у Древня, и я чувствовал, как

он напрягся. Но онты – они, если даже сильно волнуются, все равно очень

осторожные и терпеливые. Они и застыли, как статуи, тихо дышали и

молча вслушивались.

Внезапно все кругом загрохотало. Завыли трубы, гул прокатился по

стенам Изенгарда. Мы уж думали – все, нас заметили, и сейчас начнется

битва. Но не тут-то было. Просто Саруман выпустил из крепости все свое

воинство. Я мало чего понимаю про войну, про эту и про любую, ничего

толком не знаю про ристанийских конников, что они за люди, но ясное

было дело: Саруман задумал одним махом разделаться с конунгом и его

подданными. А Изенгард от кого охранять? Я видел, как они шли: орки за

орками, черные стальные полчища, и верховые – на громадных волках.

Потом люди, и тоже их видимо-невидимо, при свете факелов различались

их лица. Вроде бы люди как люди, высокие, темноволосые – мрачные, но

не злобные. Жуть-то была не в них; страшно стало, когда пошли другие –

росту людского, а хари гоблинские, изжелта-серые, косоглазые. И знаете, мне припомнился тот южанин в Пригорье; тот, правда, был все же скорей

человек, чем орк.

– Да, я его тоже припоминал, – сказал Арагорн. – Мы навидались