уж потом Изен прикатит чистые, свежие воды». Он еще немного постоял, ковыряя стену и так себе, для развлечения, обрушивая стопудовые обломки.

Мы принялись выбирать место, где бы это поспокойней улечься и

вздремнуть, но тут пошли диковинные дела. Раздался стук копыт: всадник

мчался по дороге. Мы с Мерри залегли, а Древень укрылся в тени под

аркой. Выскочил огромный конь, точно серебро заблистало. Темно уже

было, но я разглядел лицо всадника: оно как будто светилось, и он был в

белом облачении. Я сел и уставился на него разиня рот. Хотел позвать, да

язык не слушался.

Но звать не понадобилось. Он стал рядом и глядел на нас.

«Гэндальф!» – выговорил я наконец едва слышным шепотом. Вы думаете,

он сказал: «Ах, Пин, привет! Какая приятная встреча!»? Как бы не так! Он

гаркнул: «Вставай, лодырь-бездельник Крол! Куда, разрази вас гром,

подевался в этой каше Древень? Мне он сейчас же нужен. Сыщи его, да

поживее!»

Древень заслышал его голос и вышел на свет: вот встретились так

встретились! Меня, главное, поразило, что им хоть бы что. Гэндальф

наверняка здесь и искал Древня, а тот, поди, затем и торчал у ворот, чтобы

его встретить. А я-то старику рассказывал-разливался про Морию и тому

подобное. Помнится, правда, он странным глазом на меня при этом глядел.

Только и остается думать, что он то ли виделся с Гэндальфом, то ли что о

нем прослышал, да не торопился рассказывать. У него первое дело:

«Спешить не надо: поспешишь – людей насмешишь»; но спеши не спеши, а

эльфы и те за Гэндальфом не поспеют.

«Кгум! Вот и ты, Гэндальф! – проговорил Древень. – Ты как раз

вовремя явился. Вода, деревья, камни, скалы – это мне все под силу; а тут

засел маг, и я не знаю, как быть».

«Вот что, Древень, – сказал Гэндальф. – Мне, понимаешь ли, нужна

твоя помощь. Ты и так много сделал, но этого мало. Мне надо как-то

разобраться с десятком тысяч орков».

Потом они оба куда-то ушли совещаться, чтоб без помех. Наверняка

совещание это Древень счел поспешным и торопливым – да Гэндальф и

правда очень торопился, он говорил на ходу, потом уж их слышно не стало.

Минут, что ли, десять просовещались, самое большее – четверть часа.

Потом Гэндальф вернулся – и, видно, отлегло у него от сердца, даже

повеселел и сказал, спасибо, что рад нас видеть.

«Слушай, Гэндальф, – воскликнул я, – ты где вообще-то был? Ты

остальных наших видел?»

«Где был, там меня уж нет, – отвечал он на гэндальфовский манер. –

Да, кое-кого из остальных видел. Но с новостями подождем. Ночь опасная,

медлить нельзя, мне еще скакать и скакать. Но с рассветом, может быть, просветлеет; увидимся – поговорим. Берегите себя и от Ортханка

держитесь подальше. А пока – прощайте!»

Древень очень задумчиво проводил Гэндальфа глазами. Он, видимо,

многое враз узнал и теперь медленно переваривал. Поглядел он на нас и

говорит: «Хм, да вы, оказывается, не такие уж и торопыги. Рассказали куда

меньше, чем могли, и ровно столько, сколько следовало. Н-да, целый ворох

новостей, и никуда от них не денешься! Вот тебе, Древень, и еще куча

дел!»

Мы из него все ж таки кое-что вытянули – и новостям не

порадовались. Огорчались мы, правда, только из-за вас троих, а про Фродо

с Сэмом и беднягу Боромира и думать забыли. Оказывается, вам

предстояла великая битва, и почем еще было знать, уцелеете вы или нет.

«Гворны помогут», – сказал Древень. Потом он ушел и появился

только нынче утром.

– Муторная была ночь, – продолжал Мерри. – Мы кое-как

пристроились на высокой груде камней, а кругом все заволокло: мгла

колыхалась над нами огромным одеялом. Парило, слышались шорохи,

трески, удалялось медленное бормотание. Не иначе, сотня-другая гворнов

отправилась на подмогу своим. Потом с юга донесся страшный громовой

раскат, над Ристанией замелькали молнии, на миг выхватывая из темноты

далекие черно-белые вершины. У нас в горах тоже гром грохотал, и долина

полнилась эхом, но совсем по-другому, не похоже на отзвуки битвы.

После полуночи онты разобрали свои запруды и затопили Изенгард

через северный пролом. Гворны ушли, их темень рассеялась, и гром

понемногу стих вдалеке. Луна спустилась к западному хребту.

А по Изенгарду расползались потоки, повсюду вскипали колдобины,

черный паводок бурлил в лунном свете. Вода впивалась воронками в