сарумановские шахты и скважины, оттуда вырывались столбы пара; свист,

шипение, дым валил клубами. Вспыхивали разрывы. Длинный сгусток

тумана змея змеей оплел Ортханк; он стал будто снежный пик, огнисто-

рдяный внизу и лунно-зеленый сверху. А вода все прибывала; Изенгард

кипел, точно кастрюля супа на огне.

– Прошлой ночью Нан-Курунир изрыгнул нам навстречу мутное

облако дыма, – сказал Арагорн. – Мы опасались, не Саруман ли это

измыслил какое-нибудь новое злодейство.

– Ну да, Саруман! – фыркнул Пин. – Ему уж стало не до смеха: он, поди, задыхался в собственном смраде. Ко вчерашнему утру онтские воды

затопили все хитрые провалы, и расстелился плотный вонючий туман. Мы

в ту самую караульню и сбежали – и натерпелись там страху. Вода

прибывала; по туннелю мчалась река – того гляди, захлестнет, и поминай

как звали. Мы уж думали: все, сгинем, как орки в норе; нашлась, спасибо,

винтовая лесенка из кладовой, вывела поверх арки. Там мы уселись на

камушке над паводком и глядели на великую изенгардскую лужу. Онты

подбавляли и подбавляли воды, чтобы загасить все огни и залить все

подземные пещеры. Туман прибывал, густел – и склубился в огромный

гриб, с милю, не меньше, высотой. Вечером над восточным взгорьем

опрокинулась исполинская радуга, и такой потом хлынул грязный ливень, что и заката видно не было. А в общем было довольно тихо, только где-то

вдали тоскливо подвывали волки. Ночью онты остановили наводнение и

пустили Изен по старому руслу. Тем все покамест и кончилось.

– И вода стала опадать. Небось там в пещерах есть нижние

подвальные ярусы. Вот уж не завидую Саруману: из любого окна, смотри

не смотри, ничего путного не увидишь, одна грязь да гадость. Мы тоже

взгрустнули – кругом ни души, ни тебе онта, и новостей никаких. Так мы и

проторчали всю ночь над аркою без сна, в холоде и сырости. Казалось, вот-

вот что-нибудь такое приключится: Саруман-то в башне сидит! Ночью и

впрямь поднялся шум, будто ветер свищет в долине. Вроде бы онты и те

гворны, что уходили, вернулись назад, но куда они подевались, даже не

спрашивайте – не знаю, и все тут. Промозглым туманным утром спустились

мы вниз, огляделись, а кругом опять никогошеньки. Ну вот, пожалуй, и

нечего больше рассказывать. После всей этой катавасии нынче тише

тихого. А раз Гэндальф приехал, он и вообще порядок наведет. Эх, соснуть

бы сейчас!

Помолчали. Гимли выколотил и заново набил трубку.

– Мне вот что еще интересно, – сказал он, запаливши трут и

затянувшись, – про Гнилоуста. Ты сказал Теодену, что он в башне с

Саруманом. Как он туда попал?

– Забыл рассказать, – спохватился Пин. – Нынче утром он пожаловал.

Только это мы разожгли очаг, немного позавтракали – глядь, ан Древень тут

как тут. Слышим: гудит, топочет и нас кличет.

«А, – говорит, – вот и вы, ребятки, ну как, не скучаете? А у меня для

вас, – говорит, – новости. Гворны возвратились. Там, в Ристании, все

хорошо и даже очень не худо! – смеется и хлопает лапищами по ляжкам. –

Покончено, – говорит, – с изенгардскими орками-древорубами. К нам сюда

с юга едут и скоренько будут здесь – кое с кем вы, пожалуй, не прочь будете

свидеться!»

Только он это сказал, как раздался цокот копыт. Мы кинулись к

воротам, я глаза растопырил, жду Гэндальфа с Бродяжником во главе

победного воинства, но не тут-то было! Из тумана выехал всадник на

заморенном коне и виду довольно-таки неприглядного. А за ним – никого.

Выехал он из тумана, увидел, что здесь творится, разинул рот и аж

позеленел от изумления. Совсем растерялся, сперва даже нас не заметил. А

когда заметил, вскрикнул и вздыбил коня, но Древень шагнул раз-другой, протянул свою длинную руку и вынул его из седла. Конь метнулся и

умчался, а его Древень отпустил, и он сразу хлоп на брюхо. Ползает и

говорит: «Я, – говорит, – Грима, приближенный советник конунга, меня, –

говорит, – Теоден послал к Саруману с неотложными вестями. Все, –

говорит, – испугались ехать, кругом ведь гады-орки рыщут, я один

вызвался. Ужас, – говорит, – что претерпел, до смерти устал, сутки

голодаю. За мной, – говорит, – волки гнались, я, – говорит, – к северу крюка

дал».

Я примечаю, как он косится на Древня, и думаю: «Все врет». А

Древень посмотрел на него медленно-медленно: тот чуть в землю не