А спуск оказался вовсе не очень страшным. Веревка не только

поддерживала, но словно подбадривала Сэма, хотя, ненароком взглянув

вниз, он каждый раз зажмуривался. Один был очень трудный участок:

отвесная круча, да еще скошенная внутрь, он оскользнулся и закачался на

серебристой бечеве. Но Фродо был начеку, он отпускал веревку равномерно

и медленно, словом, все кончилось как нельзя лучше. Больше всего ему

было боязно, что веревки не хватит, однако в руках у Фродо оставался еще

изрядный моток, когда снизу донесся голос Сэма: «Готово!» Слышно его

было хорошо, а видно не было: серый эльфийский плащ сливался с

сумерками.

Фродо спускался подольше. Он тоже надежно обвязался, узел на пне

был проверен, он закоротил веревку – в случае чего повиснет, а не

шлепнется. И все же хорошо бы не упасть – в отличие от Сэма, он не

слишком доверял тонкой серой бечеве. Однако ж дважды пришлось на нее

целиком положиться: уступов поблизости не было и даже цепкие

хоббитские пальцы не находили в скале ни трещинки. Но вот и он тоже

ступил на землю.

– Ну и ну! – воскликнул он. – Спустились! Прощай, Привражье!

Ладно, а дальше-то что? Чего доброго, еще затоскуем по твердой земле, по

камням под ногами?

Но Сэм не отвечал: он тоскливо глядел на скалистый обрыв.

– Недотепа я, недотепа! – сетовал он. – Дуботол! Веревочка моя!

Завязана ты накрепко вокруг пня там наверху, а мы вон где. Эх и лесенку

мы оставили для этого лиходея Горлума! Чего там, надо было вообще

указатель поставить: ушли, мол, туда-то. Чуяло мое сердце, что больно все

просто получается!

– Просто не просто, а если сумеешь придумать, как нам было

спуститься вместе с веревкой, то зови меня недотепой или любым другим

Жихаревым словцом, – сказал Фродо. – Коли хочешь, взбирайся обратно, отвяжи ее и спускайся, я на тебя посмотрю!

Сэм почесал в затылке.

– Да нет, чего-то не придумывается, уж не взыщите, – сказал он. – И

все же ох как неохота мне ее оставлять! – Он ласково погладил веревку и

встряхнул ее. – Жалко расставаться с эльфийским подарком: может, ее сама

Галадриэль для нас сплела. Галадриэль… – пробормотал он, грустно

покачал головой, взглянул наверх и на прощанье подергал веревку, легкую,

крепкую, упругую.

К изумленью обоих хоббитов, веревка сорвалась с пня, Сэм

перекувырнулся, и мягкие серые витки укрыли его с ног до головы. Фродо

расхохотался.

– Кто, интересно, узел завязывал? – спросил он. – Еще спасибо, что до

сих пор продержался! А я-то спокойно висел: Сэм, думаю, не подведет!

– Лазить туда-сюда по горам я, сударь, может, и не обучен, – обиженно

сказал Сэм, – но насчет веревок и узлов прощенья просим. Это, с вашего

позволения, наше семейное рукомесло. У деда в Канатчиках исстари была

сучильня; досталась-то она не Жихарю, а старшему брату, дяде моему

Энди, но уж ежели узел завязать – так это лучше меня вряд ли кто

спроворит во всей Хоббитании, не говоря уж в Средиземье.

– Ну, значит, веревка порвалась – перетерлась, наверно, о какой-нибудь

острый выступ.

– Прямо – перетерлась! – За веревку Сэм обиделся еще больше, чем за

себя. Он поднял ее и осмотрел. – Целехонька!

– Стало быть, все-таки узел подгулял, – настаивал Фродо.

Сэм покачал головой и не ответил. Он задумчиво перебирал веревку.

– Вы, сударь, думайте, как хотите, – наконец сказал он, – а я смекаю, что веревка сама отвязалась и прибежала, когда я ее позвал.

Он ловко смотал бечеву и любовно уложил ее в котомку.

– Прибежала, было дело, – согласился Фродо, – а прочее неважно.

Давай лучше подумаем, как дальше быть. Скоро уж и ночь. Какие красивые

звезды, а луна-то!

– Посмотришь – и сердцу веселее, правда? – сказал Сэм, взглянув на

небо. – Что-то в них есть такое эльфийское. И месяц с прибылью. Мы же

его две ночи, почитай что, не видели за тучами. Ишь рассветился!

– Да – сказал Фродо, – а все ж таки пока тускловат. Придется нам

выждать денек-другой, а то при таком свете недолго и в топь угодить.

Еще не совсем стемнело, когда они тронулись в путь. Пройдя

несколько шагов, Сэм обернулся и поглядел на обрыв. Издали ущелье

казалось черной зазубриной утеса.

– Хорошо, что веревка не осталась там висеть, – сказал он. – Авось

оглоед потычется: куда это мы девались? Пусть-ка попрыгает с уступа на