– Ну вот и пойдемчики! – сказал он. – Умнички хоббитцы!

Храбренькие хоббитцы! Совсем-совсем устали, конечно, мы тоже, моя

прелесть, мы тоже. Но надо скорее увести хозяина подальше от мертвецких

свечечек, да, да, подальше.

С этими словами он пустился чуть не вприпрыжку по длинной

прогалине в камышах, а они, спотыкаясь, побежали следом. Внезапно он

остановился, снова присел на четвереньки и потянул носом, зашипев не то

встревоженно, не то недовольно.

– В чем дело-то? – проворчал подбежавший Сэм, которому

почудилось, будто Горлум брезгливо фыркает. – Чего носом водить? Я нос

зажимаю, и то у меня глаза на лоб лезут. И ты смердишь, и хозяин смердит

– кругом от вони не продохнешь.

– Да, да, и Сэм смердит! – отозвался Горлум. – Бедняжечке Смеагорлу

противно нюхать, но послушный Смеагорл терпит, помогает добренькому

хозяину. Пуссть воняет! Нет, нет, в воздухе что-то неладное, и Смеагорлу

это очень не нравится.

Он побрел дальше, однако становился все беспокойнее, то и дело

выпрямляясь, изгибая шею и обращаясь ухом к юго-востоку. Поначалу

хоббиты никак не могли взять в толк, что его тревожит. И вдруг все трое

разом насторожились. Фродо и Сэму послышался вдалеке протяжный и

неистово-злобный леденящий вой. Они вздрогнули и в тот же миг ощутили,

как повеяло стужей и колеблется воздух. Потом донесся шум налетающего

ветра. Огоньки трепетали, блекли, гасли.

Горлум не двигался. Он стоял, сотрясаясь, и что-то лепетал; ветер с

ревом и свистом обрушился на болота, расшвыривая клочья тумана, и

высоко в небе показались рваные облака, а между ними заблистала луна.

На мгновение хоббиты обрадовались, но Горлум прижался к земле,

ругмя ругая Белую Морду. Фродо и Сэм глядели в небо, вдыхали полной

грудью свежий воздух – и увидели облачко, мчащееся от проклятых гор, черную тень, которую изрыгнул Мордор, огромную и жуткую крылатую

тварь. Терзая слух смертоносным воем, она затмила месяц и, обгоняя ветер,

унеслась на запад.

Они упали ничком, как подкошенные, беспомощно корчась на

холодной земле. А призрачный замогильный ужас возвратился и пронесся

ниже, прямо над ними, разметая крылами зловонные испарения. Пронесся

и умчался обратно в Мордор, куда призывал его гнев Саурона, следом за

ним бушующий ветер сорвал остатки туманной пелены с Мертвецких

Болот. Впереди, сколько видел глаз, до подножий сумрачных гор

простерлась голая пустыня в пятнах лунного света.

Фродо и Сэм привстали, протирая глаза, словно дети, очнувшиеся от

дурного сна в обыкновенной темноте. Но Горлум лежал на земле как

пришибленный. Они с трудом растолкали его, и все равно он не поднимал

головы, стоя на карачках, уткнув локти в землю и прикрывая затылок

широкими ладонями.

– Призраки! – стенал он. – Крылатые призраки! Прислужники

Прелести! Они все видят, все. От них не спрячешься. Ненависстная Белая

Морда! Они все расскажут Тому, и он увидит нас, он нас узнает, аххх, горлум, горлум, горлум!

И лишь когда луна закатилась далеко на западе за вершины Тол-

Брандира, они продолжили путь.

С этих пор Сэм стал замечать, что Горлум снова переменился. Он

угодничал и подлизывался пуще прежнего, но в глазах его мелькало

странное выражение, особенно когда он поглядывал на Фродо, и говорил он

все больше по-горлумски, на старый манер. Но еще тревожнее было то, что

Фродо, видимо, совсем изнемог. Он не жаловался, он и вообще-то почти не

раскрывал рта, но брел согнувшись, как под непосильным грузом, тащился

еле-еле – Сэм то и дело просил Горлума подождать хозяина.

Между тем с каждым шагом к Воротам Мордора Кольцо на шее Фродо

все тяжелее оттягивало цепочку и точно пригнетало его к земле. Но куда

мучительнее донимало его Око: это из-за него, не из-за Кольца Фродо

втягивал голову в плечи и робко сутулился. Оком он называл про себя

жуткое, обессиливающее чувство могучей и враждебной воли, которой

нипочем земные преграды и воздушные заслоны, которая вот-вот отыщет,

обнажит, пригвоздит мертвящим взором. Укрыться от него негде,

последние покровы тонки и ненадежны. Фродо в точности знал, откуда

исходит этот смертоносный луч, – так же как сквозь закрытые глаза знаешь,

где пламенеет жгучее и беспощадное солнце. Луч палил ему лицо, поэтому

он и опускал голову.