подернутые дымкой пологие склоны. Дышали смолой хвойные рощи:

пихты, кедры, кипарисы и еще другие деревья, неизвестные в Хоббитании;

светились широкие прогалины. И повсюду росли душистые травы и

раскинулся кустарник.

Сколько несчитаных миль прошли они на юг от Раздола и от родных

мест, но лишь здесь вполне ощутили наступление весны. Весна

хозяйничала напропалую: сквозь мох и плесень повсюду пробивались

ростки, лиственницы зазеленели, из травы светло выглядывали изумленные

цветы, и вовсю распевали птицы. Итилия, запущенный сад Гондора, дивила

и радовала своей красотой.

На юге и на западе тянулись теплые долины Андуина, закрытые с

востока хребтом Эфель-Дуата, однако удаленные от его тени, а с севера их

защищало Привражье, и только с дальнего юга свободно прилетали и

резвились теплые ветерки. Вокруг огромных, давным-давно посаженных, а

нынче неухоженных деревьев весело разрастался молодняк: полонил землю

душистый тамариск, росли маслины и лавры, можжевельник и мирт,

кустился чебрец, извилистыми ветвями заслоняя проросшие плиты,

шалфей цвел синими цветками, цвел красными, бледно-зелеными, были тут

душица и свежая невзрачница и еще много разных трав, о которых Сэм

понятия не имел. Провалы и каменистые скаты заросли камнеломкой и

заячьей капустой. Очнулись и выглянули туберозы и анемоны, асфодель и

другие лилейные цветы кивали полураскрытыми бутонами, и густой

пышно-зеленой травой поросли пруды, в которых задерживались

прохладные горные струи на пути в Андуин.

Беглецы спустились вниз от дороги в зеленую гущу и с головой

окунулись в запах духовитых трав и кустарников. Горлум кашлял и

отплевывался, а хоббиты дышали полной грудью, и вдруг Сэм засмеялся –

от радости, а не оттого, что было смешно. Они спускались вдогонку за

речными струями, и быстрая речушка привела их в неглубокую лощину:

там был обветшалый каменный водоем. Резные мшистые его края заросли

шиповником, кругом рядами выстроились нежные ирисы, а на темной,

зыбкой поверхности колыхались кувшинки; свежая, чистая вода изливалась

по желобу.

Они умылись, напились и стали немедля искать укромное местечко

для отдыха: это все ж таки были вражеские владенья. Недалеко отошли они

от дороги и сразу наткнулись на военные увечья – застарелые и свежие

шрамы земли; может, орки постарались, а может, еще какие Сауроновы

лиходеи. Смердела незарытая отхожая яма, валялись древесные стволы,

исчерканные мордорскими рунами, меченные грубым и страшным знаком

Ока.

Сэм разведал сток, обнюхал и потрогал незнакомые деревья, не говоря

уж о кустиках и травах. За этим занятием он про близкий Мордор и думать

забыл, но тот напомнил о себе сам: Сэм чуть не провалился в изгарную яму,

в кучу обожженных, изрубленных костей и черепов. Яма уже заросла

вереском, шиповником, ломоносом, зелень затянула следы недавнего

побоища. Сэм поспешил обратно, но открытие свое утаил: не хватало еще,

чтобы голодный Горлум полез ворошить и обгрызать мертвые кости.

– Поищемте местечко поуютнее, – сказал он. – Только не внизу. Чем

выше, тем лучше.

И

точно:

над

озерцом

обнаружилась

темно-бурая

поросль

прошлогоднего папоротника. Выше склон зарос темно-зеленым лавром, а

вершину крутого холма венчал старый кедрач. Решено было забраться в

папоротники и скоротать там наступающий день, по-видимому, теплый и

ясный. Идти бы и идти по рощам и полянам Итилии, тем более что и орки

не любят дневного света; ну а вдруг они отсиживаются где-нибудь в

темных тайниках и следят оттуда? И кроме них есть кому следить:

у Саурона соглядатаев хватает. Да и все равно Горлум не потерпит Желтой

Морды в небесах, а она вот-вот выглянет из-за кряжей Эфель-Дуата и

начнет, назло Горлуму, светить и греть.

Сэм шагал и раздумывал о своем: о еде. В растреклятые Ворота

соваться теперь не надо, и он снова посетовал на беспечность и

недальновидность хозяина; вообще кто там знает, что дальше будет, а

эльфийские дорожные хлебцы не худо бы приберечь про черный день. С

тех пор как он подсчитал, что запасу у них в обрез на три недели, прошло

уж целых шесть дней.

«Это еще хорошо, ежели не припозднимся! – соображал Сэм. – А

потом что – лапу сосать? Потом ничего не будет! А ну как будет?»