на словах самые главные противники Врагу, а другим становятся поперек

дороги, хотя другие-то, может, не меньше ихнего делают. То-то бы Враг на

тебя сейчас порадовался: решил бы, что у него новый дружок объявился!

– Тише! – сказал Фарамир без малейшего гнева. – Не мешай говорить

своему хозяину, он не в пример умнее. Я и без тебя знаю, что медлить нам

опасно, однако улучил время, дабы разобраться в трудном деле. Будь я

поспешлив, как ты, я бы давно уже вас зарубил, ибо мне строго-настрого

велено убивать всех, кто обретается здесь без позволения властителя

Гондора. Но мне претит всякое ненужное и даже необходимое убийство. И

слов я на ветер не бросаю, будь уверен. Сядь рядом с хозяином и помолчи!

Сэм плюхнулся на землю, красный как рак. Фарамир снова обратился

к Фродо:

– Ты спросил, откуда я знаю, что сына Денэтора нет в живых. Дурные

вести крылаты. А ночью, как говорится, сердце сердцу весть подает.

Боромир – мой родной брат.

Скорбная тень омрачила его лицо.

– Тебе памятно что-нибудь из богатырского доспеха Боромира?

Фродо немного подумал, опасаясь новой ловушки и недоумевая, чем

это все может обернуться. Ему едва ли не чудом удалось спасти Кольцо от

свирепой хватки Боромира, а как уберечь его в окруженье могучих витязей

– этого он не представлял. Сердце его, однако, чуяло, что Фарамир, с виду

очень похожий на брата, осмотрительнее, мудрее и надежнее его.

– Да, я помню рог Боромира, – сказал он.

– Ответ верный и, судя по всему, правдивый, – сказал Фарамир. –

Вспомни как следует, яви его перед глазами: это был рог восточного тура,

оправленный серебром, с начертанием древних рун. Во многих поколениях

наследовал его старший сын, и есть поверье, что если он затрубит в

роковой час в древних пределах Гондора, то зов его будет услышан.

За пять дней до того, как я отправился в Итилию, одиннадцать дней

назад, как ныне, предвечерней порой, я слышал этот зов: доносился он, казалось, с севера, но доносился глухо, словно бы чудился. Дурным

предзнаменованьем сочли это мы с отцом, ибо от Боромира с его ухода не

было вестей и ни один пограничный страж не дал знать о его возвращении.

А на третьи сутки мне было диковинное виденье.

Я сидел туманной ночью под бледной молодой луной на берегу

Андуина, следил за его медленными водами и слушал скорбное шуршанье

камышей. Мы несем ночной прибрежный дозор напротив Осгилиата,

захваченного врагами: они переправляются и разбойничают. Но в тот

полночный час все было тихо. И вдруг я увидел, или мне померещилась на

воде серебристо-серая лодка чужеземного вида, с высоким гребенчатым

носом; она плыла сама по себе.

Я похолодел, ибо ее окружало мертвенное сиянье, однако же встал,

спустился к берегу и вошел в воду, влекомый неведомой силой. И лодка

повернула ко мне и медленно проплыла вблизи, и я не отважился протянуть

руку и остановить ее. Она глубоко осела, словно под тяжким грузом;

казалось, она заполнена почти до краев прозрачной, светящейся водой; и в

воде покоился мертвый витязь.

Он был весь изранен, сломанный меч лежал у него на коленях. Это

был мой брат Боромир: я узнал его меч и доспех, его любимое лицо. Не

было с ним лишь его рога, и незнаком был мне его пояс, точно из золотых

листьев. Боромир! – воскликнул я. – Где твой рог, Боромир? Куда плывешь

ты, о Боромир? – но он уж скрылся из виду. Лодку подхватило течение, и

она, мерцая, исчезла в ночи. Сон это был или явь, не знаю, однако

пробуждения не было. Я уверен, что он мертв и тело его уплыло вниз по

Великой Реке.

– Увы! – сказал Фродо. – В твоем сновидении наяву я узнаю Боромира,

каким помню его. Золотой пояс ему подарила Владычица Галадриэль. От

нее же наши серые эльфийские плащи. А вот – брошь из Лориэна. – Он

притронулся к зеленовато-серебряной застежке под горлом.

Фарамир присмотрелся к ней.

– Красивая брошь, – сказал он. – Да, той же выделки. Так значит, путь

ваш лежал через Лориэн? Встарь он звался Лаурелиндоренан, и уж давным-

давно там не ступала нога человека, – тихо прибавил он, с новым

изумлением глядя на Фродо. – Ну что ж, теперь мне понятней многое, что

показалось странным. Не поведаешь ли ты мне еще что-нибудь? Ибо

горестно думать, что Боромир погиб один вблизи родного края.

– Ничего не могу я поведать тебе в утешение, – сказал Фродо. – А твой

рассказ мне кажется зловещим, но не более. Тебя посетило видение,