краях, – говорил он. – У эльфов я Митрандир, у гномов – Таркун, когда-то,

на западе, о котором и молва стерлась, я звался Олорином, на юге я –

Инканус, на севере – Гэндальф, на востоке я не бываю».

– Гэндальф! – воскликнул Фродо. – Так я и подумал. Гэндальф Серый,

наш друг и советчик. Предводитель нашего Отряда. Он сгинул в Мории.

– Митрандир сгинул! – сказал Фарамир. – Злая, однако же, выпала вам

доля. Даже не верится, что такой великий мудрец – наш верный помощник

в невзгодах – мог погибнуть и мир лишился его несравненных познаний.

Ты уверен, что он погиб? Может статься, он вас покинул из-за иных, неотложных дел?

– Уверен, – сказал Фродо. – Я видел, как его поглотила бездна.

– Наверно, страшной повестью чреваты твои слова, – сказал

Фарамир. – Может быть, ты расскажешь ее ввечеру. Как мне теперь ясно, Митрандир был не только мудрецом и книжником – он был вершителем

судеб нашего времени. Окажись он в Гондоре, когда мы с братом услышали

во сне прорицание, он, верно, разъяснил бы его, не пришлось бы

отправлять посланца в Раздол. А быть может, не стал бы разъяснять, и

Боромир все равно не ушел бы от рока. Митрандир никогда не открывал

нам будущего и не посвящал в свои замыслы. С позволенья Денэтора – не

знаю уж, как ему это удалось, – он был допущен в нашу сокровищницу, и я

почерпнул из едва приоткрытого кладезя его познаний: он был скупым

наставником.

Более всего занимали его летописи и устные предания времен Великой

Битвы на равнине Дагорлада и основания Гондора, когда был низвержен

Тот, кого называть не стану. И про Исилдура выспрашивал он, хотя о нем

наши предания памяти не сохранили: он ушел, как сгинул.

Фарамир перешел на шепот:

– Я же частью узнал, частью домыслил и сохранил в глубокой тайне

вот что. Исилдур заполучил некое сокровенное достояние Врага, да не

будет он назван, и взял его с собой, уходя из Гондора навстречу безвестной

гибели. И казалось мне, что я понял, чего доискивается Митрандир, однако

же поиски эти, устремленные в глубокую древность, счел любомудрием

книжника. Но когда мы пытались разгадать таинственное прорицание,

пришло мне на ум, что эта добыча и есть Проклятие Исилдура. Ибо ничего

мы больше о нем не знаем, лишь упомянуто в одном из сказаний, что его

пронзила стрела орка. Это же, и только это, сказал мне Митрандир.

Не знаю и не ведаю, какое вражеское достояние понадобилось

Исилдуру: должно быть, некий могучий, гибельный талисман, орудие

лиходейства Черного Властелина. И если оно сулит удачу в бою, то

наверняка Боромир, гордый, бесстрашный, зачастую безоглядный,

жаждущий блеска побед Минас-Тирита и блистания своей воинской славы,

неудержимо возжелал этим орудием завладеть. В недобрый час отправился

он в Раздол! И отец, и старшины послали бы меня, но он, как старший брат

и закаленный воин, не мне чета (говорю без всякой обиды), настоял на

своем.

Однако же не страшитесь! Я не подобрал бы этот талисман и на

большой дороге. Если б даже Минас-Тирит погибал на моих глазах и я

один мог бы его спасти с помощью вражеского колдовского орудья,

возвеличить Гондор и прославиться, то и тогда – нет! Такою ценой не

нужны мне ни победы, ни слава, о Фродо, сын Дрого.

– Так же решил и Совет, – сказал Фродо. – И мне они не нужны, и

вообще – не мое это дело.

– Мне мечтается, – сказал Фарамир, – и цветущее Белое Древо в

великокняжеском дворце, и Серебряный Венец на челе князя, и мирный

Минас-Тирит – нет, Минас-Анор, град, каким он был в древности, светлый,

высокий и дивный; прекрасный, как царь среди царей, а не грозный,

подобно властелину, окруженному рабами; да и добрый властелин не

лучше, даже если рабы им довольны. Воевать надо, мы защищаем свою

жизнь и честь от убийцы, изувера и разрушителя; однако не по душе мне

ни сверканье острых мечей, ни посвист быстрых стрел, ни слава великого

воителя. Все это надобно лишь затем, чтобы оборонить то, что мы

обороняем: светлый град, воздвигнутый нуменорцами, оплот памяти и

хранилище древней мудрости, святилище красоты и светоч живой истины.

Надо, чтоб его любили, а не боялись – и чтили, как почитают убеленных

сединами мудрецов.

Так что оставь опасенья! Я тебя больше не буду выспрашивать: не

спрошу даже, верно ли я догадался. Разве что ты сам мне доверишься – что