шагов: то ли они миновали невидимую скважину, то ли еще что, но идти

вдруг стало чуть-чуть легче, словно приослабла беспощадная хватка, и они

побрели, по-прежнему взявшись за руки.

Но проход раздвоился, а может, растроился, расчетверился, и в темноте

не понять было, какой из них шире, какой ведет прямее: левый, правый?

Как выбрать? – а выберешь неверно, выберешь верную смерть.

– Куда Горлум-то пошел? – задыхаясь, проговорил Сэм. – Чего ж он

нас не подождал?

– Смеагорл! – попробовал позвать Фродо. – Смеагорл! – Но голос его

увяз в гортани, и зов замер, едва сорвавшись с губ. Ответа не было – ни эха,

ни шепотка.

– В этот раз насовсем удрал, – пробурчал Сэм. – Довел до места,

спасибочки: сюда, видать, и вел. Горлум! Попадешься – голову оторву!

Ощупью, спотыкаясь на каждом шагу, они наконец обнаружили, что

левый проход – тупиковый, может быть, изначально, а может, его завалило.

– Здесь мы не пройдем, – шепнул Фродо. – Значит, и выбора нет –

только другой проход, если он там один, и будь что будет.

– Скорее обратно! – пропыхтел Сэм. – Тут не горлумством пахнет. На

нас кто-то глядит.

Другим проходом они не пробежали и двух саженей, как сзади

послышалось невыносимо жуткое в плотном беззвучье урчанье, бульканье

– и долгий, шипящий присвист. Они в ужасе обернулись, но видно пока

ничего не было. Хоббиты окаменели в ожидании неведомой напасти.

– Это ловушка! – сказал наконец Сэм, взялся за рукоять меча и

вспомнил могильную мглу, из который он был добыт. «Эх, сюда бы сейчас

старину Тома!» – подумал он. Но Том был далеко, а он стоял в

непроглядной черноте, и гневное, темное отчаянье сжимало его сердце;

вдруг в нем самом забрезжил, потом зажегся свет такой нестерпимо яркий,

будто солнце брызнуло в глаза, полуослепшие от подвального сумрака.

Свет расцветился: зеленый, золотой, серебряный, огненно-белый. Вдали,

как на эльфийской картинке, он увидал Владычицу Галадриэль на траве

Лориэна, и в руках ее были дары. Тебя, Хранитель, – услышал он далекий, но внятный голос, – я одариваю последним.

Ближе раздались шипенье, хлюпанье и тихий скрип с прищелком –

точно что-то суставчато-членистое медленно шевелилось во тьме, источая

смрад.

– Хозяин, хозяин! – крикнул Сэм, обретая голос. – Подарок

Владычицы! Звездинка! Помните, она сказала, в темноте будет светить. Да

звездинка же!

– Звездинка? – пробормотал Фродо в недоумении, как бы сквозь сон. –

Ах да! Как же я забыл о ней? Чем чернее тьма, тем ярче он светит! Вот

она тьма, и да возгорится свет!

Медленно вынул он из-за пазухи фиал Галадриэли и поднял его над

головой. Он замерцал слабо, как восходящая звездочка в туманной мгле, потом ярко блеснул, разгоняя мрак, наконец разгорелся ясным серебряным

пламенем – и вспыхнул неугасимый светильник, словно сошел к ним

закатной тропой сам Эарендил с Сильмариллом на челе. Темнота

расступалась, а серебряный огонь сиял в хрустале и осыпал руку Фродо

ослепительно белыми искрами.

Фродо изумленно глядел на чудесный дар, который так долго носил с

собой как драгоценную и милую безделушку. В дороге он редко вспоминал

о фиале – вот вспомнил в Моргульской долине – и не вынимал его: вдруг

засветится и выдаст.

– Айя Эарендил Эленион Анкалима! – воскликнул он, не ведая, что

значат и откуда взялись эти слова, ибо иной голос говорил его устами, голос ясный и звонкий, пронизавший смрадную тьму.

Но много злодейства таят глубокие полости Средиземья – могучего,

древнего, ночного злодейства. Исчадие мрака, Она слышала этот

эльфийский возглас в незапамятные времена, слышала и не убоялась его, не

убоялась и теперь. И Фродо почуял ее кромешную, черную злобу и

мертвящий взгляд. Невдалеке, между ними и скважиной, от которой их

отшатнуло, явились из темени два больших многоглазых пучка, и скопища

пустых глаз отразили и распылили ясный свет звездинки; смертоносным

белесым огнем налились они изнутри, огнем ненасытной и беспросветной

злобы. Чудовищны и омерзительны были эти паучьи – и вовсе не паучьи –

глаза, налитые злорадством при виде беспомощных, затравленных жертв.

Фродо и Сэм пятились, не в силах оторвать взгляда от многоочистого

ужаса; а пучки глаз приближались. Дрогнула рука Фродо, он медленно

опустил светильник. Цепенящее злорадство приугасло, глаза хотели

позабавиться предсмертной суетней жертв – и жертвы повернулись и