побежали. Через плечо Фродо, чуть не плача от страха, увидел, что глаза

скачками движутся следом. И смрад объял его как смерть.

– Стой! Стой! – выкрикнул он. – От них не убежишь!

Глаза медленно близились.

– Галадриэль! – воскликнул он и с мужеством отчаяния снова воздел

светильник над головой. Глаза застыли и опять приугасли, словно бы в

некоем сомнении. И сердце Фродо воспламенилось гневом и гордостью, и

он – безоглядно, безрассудно, отважно, – перехватив светильник в левую

руку, правой обнажил меч. Острый, надежный клинок заблистал в

серебряном свете, полыхая голубым пламенем. Высоко подняв эльфийскую

звезду и выставив сверкающее острие, Фродо Торбинс, маленький хоббит

из маленькой Хоббитании, твердым шагом пошел навстречу паучьим

глазам.

Они еще потускнели; сомненье в них усилилось, и они попятились от

ненавистного и небывалого света, надвигающегося на них. Ни солнце, ни

луна, ни звезды не проникали в логово; но вот звезда спустилась в

каменные недра и близилась, и глаза отпрянули и медленно погасли;

мелькнула тенью огромная невидимая туша. Они скрылись.

– Хозяин, хозяин! – кричал Сэм. Он не отставал от Фродо с

обнаженным мечом наготове. – Ура и слава нам! Ну, эльфы если б об этом

прослышали, как пить дать сочинили бы песню. Может, я как-нибудь

уцелею, все расскажу им и сам эту песню послушаю. Но дальше, сударь, не

ходите! Не надо в ихнюю берлогу! Улепетнем поскорее из этой вонючей

дыры!

И они пошли по проходу дальше, а после и побежали: там был крутой

подъем и с каждым шагом смрад логова слабел; сердце забилось ровнее, и

сами собой двигались ноги. Но полуслепая злоба хватки не разжала: она

таилась где-то позади, а может, рядом, и по-прежнему грозила смертью.

Наконец-то повеял холодный, разреженный воздух. Вот он, другой конец

прохода. Задыхаясь от тоски по небу над головой, они кинулись к выходу –

и снова, отброшенные назад, поднялись на ноги.

Выход был прегражден, но не камнем, а чем-то пружинисто-

податливым, однако неодолимым. Воздух снаружи сочился, свет – ничуть.

Они снова ринулись напролом и опять были отброшены.

Возвысив светильник, Фродо пригляделся и увидел серую завесу,

которую не проницало и даже не освещало сиянье звездинки, точно это

была тень бессветная и для света неприступная. Во всю ширину и сверху

донизу проход затянула огромная сеть, по-паучьи тщательно и очень

плотно сплетенная, а паутина была толщиной с веревку. Сэм мрачно

рассмеялся.

– Паутинка! – сказал он. – Всего-то навсего? Но каков паук! Долой ее,

руби ее!

И он с размаху рубанул мечом, но паутину не рассек. Она спружинила,

как тетива, свернув клинок плашмя и отбросив руку с мечом. Три раза изо

всей силы рубанул Сэм, и наконец одна-единственная паутинка

перерубилась, свилась и свистнула в воздухе, задев Сэмову руку: он

вскрикнул от боли, сделал шаг назад и поднес руку к губам – подуть.

– Ну, этак мы за неделю не управимся, – сказал он. – Что будем делать?

Как там глаза – не появились?

– Да нет, не видно, – сказал Фродо. – Но меня их взгляд не отпускает;

не взгляд, а может, помысел – они быстро что-нибудь надумают. Как только

светильник ослабеет или угаснет, они явятся тут же.

– Ну, влипли все-таки! – горько сказал Сэм, но гнев его превозмогал

усталость и отчаяние. – Чисто комары в марле. Чтоб этот Горлум лопнул!

Фарамир обещал ему скорую и злую смерть, так вот чтоб поскорее!

– Нам-то что с этого, – сказал Фродо. – Погоди еще! Попробуем

Терном – все-таки эльфийский клинок, а в темных ущельях Белерианда, где

его отковали, водилась паутинка в этом роде. А ты постереги и в случае

чего отгони Глаза. Вот возьми звездинку, не бойся. Держи ее повыше и

смотри в оба!

Фродо подступил к плотной серой сети, полоснул по ней между

узлами широким взмахом меча и быстро отскочил. Блистающий голубой

клинок прорезал паутину, как лезвие косы – траву: веревки-паутинки

взметнулись, скукожились и обвисли. Для начала было неплохо.

Фродо рубил и рубил, пока не рассек всю паутину, сколько хватало

руки. Свисавшее сверху охвостье покачивалось на ветру. Вырвались из

ловушки!

– Пойдем! – крикнул Фродо. – Скорей! Скорей!

Его обуяла дикая радость спасенья из самых зубов смерти. Голова у

него кружилась, как от стакана крепкого вина. Он с криком выскочил

наружу.