– Что проку загадывать на завтра? День ото дня будет все страшнее, и

ничего предотвратить я не могу. Игра идет, фигуры движутся. Вот только

не видно одной из главных фигур – Фарамира, теперешнего наследника

Денэтора. Должно быть, в городе его нет, но мне и спрашивать-то было

некогда и не у кого. Мне надо идти, Пин, на совет военачальников и там

разузнать все, что можно. Игру ведет Враг, и он себя ждать не заставит. И

пешки играют наравне с фигурами: увидишь сам, Перегрин, сын Паладина,

воин Гондора. Точи свой клинок!

В дверях Гэндальф обернулся.

– Я спешу, Пин, – сказал он. – У меня к тебе просьба. Надеюсь, ты не

очень устал, но все равно погоди отдыхать, сперва сходи проведай

Светозара, как его там поместили. Его, конечно, не обидят, народ здесь

понятливый и добрый, но к лошадям непривычный.

С этими словами Гэндальф вышел, и звонко ударил колокол на

цитадельной башне. Чистый серебряный звон прозвучал трижды: три часа

минуло с восхода солнца.

Пин спустился по лестнице, вышел на улицу и огляделся. Тепло и ясно

сияло солнце; башни и высокие дома отбрасывали на запад длинные четкие

тени. В лазури высился белый пик одетого снегами Миндоллуина. Ратники

проходили по улицам – наверно, сменялись на часах.

– По-нашему сейчас девять утра, – вслух сказал Пин сам себе. – Весна,

солнышко – сиди да завтракай у открытого окна. А что, позавтракать куда

как не мешало бы и здесь! Да нет, эти-то уж небось поели. А когда они

обедают, интересно, и где?

По узкой улочке от Фонтанного Двора навстречу шел человек в черно-

белом, и Пин решил с горя обратиться хотя бы к нему, но тот и сам

подошел.

– Ты – невысоклик Перегрин? – осведомился он. – Мне сказали, что ты

присягнул на верность нашему государю и державе. Здравствуй! – Он

протянул руку, и Пин пожал ее. – Меня зовут Берегонд, сын Боранора.

Нынче утром я свободен, и меня послали сообщить тебе пропуска и

рассказать обо всем, что тебе должно и дозволено знать. Я тоже надеюсь

узнать от тебя о многом, ибо прежде невысокликов в наших краях не

бывало, мы лишь краем уха слышали про них. К тому же ты – приятель

Митрандира. А с ним ты хорошо знаком?

– Да как сказать, – отозвался Пин. – За глаза-то я с ним знаком от

колыбели, хоть это и недолго; а теперь довелось вот постранствовать

вместе. Вроде как из большой книги читал страницу-другую. И однако же

мало таких, кто знаком с ним лучше. Из нашего отряда, пожалуй, только

Арагорн знал его по-настоящему.

– Арагорн? – переспросил Берегонд. – А кто он такой?

– Ну, – Пин замялся, – ну, был с нами один такой человек. По-моему,

он сейчас в Ристании.

– Да, я слышал, что ты прямиком из Ристании. И о ней тоже я хотел бы

тебя порасспросить: надежды у нас мало, но какая есть, почти вся на

ристанийцев. Впрочем, мне ведь поручено первым делом ответить на твои

вопросы. Спрашивай, сударь мой Перегрин!

– Дело в том, – отважился Пин, – что у меня сейчас, по правде говоря,

один вопрос на языке вертится – как насчет завтрака или там подзакусить?

Ну, то есть когда у вас вообще едят, где, положим, харчевня: есть, наверное,

где-нибудь? Или трактир, может, какой? Я что-то по дороге ни одного не

заметил, а уж так надеялся с устатку хлебнуть пивка – не в глушь ведь

заехал, а в город, да еще какой!

Берегонд сурово взглянул на него.

– Сразу виден бывалый солдат, – сказал он. – Говорят, солдат в походе

только и думает, где ему доведется поесть-попить следующий раз: знаю

понаслышке, сам я в дальних походах не бывал. Так у тебя, значит, сегодня

еще маковой росинки во рту не было?

– Ну, из учтивости можно сказать, что была, – признался Пин. – Выпил

я кубок вина и съел пару хлебцев: ваш государь нас угощал, но зато же и

допрашивал меня битый час, тут поневоле проголодаешься.

Берегонд рассмеялся.

– Как у нас говорится, и малорослый едок за столом витязь. Ты, однако

ж, утолил утренний голод не хуже любого стража цитадели, да еще и с

немалым почетом. Мы же в крепости, мы ее охраняем, а время военное.

Встаем до зари, перекусываем на рассвете и расходимся по своим постам.

Погоди отчаиваться! – опять-таки со смехом воскликнул он, заметив

унылую гримасу на лице Пина. – Кому пришлось труднее прочих, тем

можно утром и лишний раз подкрепиться. Потом – полдничаем, кто в

полдень, кто попозже, а главная общая трапеза, какое ни на есть застолье –