– а это последняя проба. Последнее доказательство, и теперь все ясно.

Нелегко было разобраться, при чем тут Горлум и как он затесался в

древнюю кровавую историю. Может, мне и надо было начинать догадки с

Горлума, но теперь я догадок не строю. Я просто знаю, как было. Я его

видел.

– Ты видел Горлума? – изумленно воскликнул Фродо.

– Да, видел. Без него не разберешься, это понятней понятного. Но и до

него не очень-то доберешься.

– Что ж с ним случилось потом, после Бильбо? Это ты знаешь?

– Довольно смутно. То, что я рассказал тебе, рассказано со слов

Горлума, хотя он-то, конечно, не так рассказывал. Горлум – превеликий

лгун, и каждое слово его приходится обчищать. К примеру, Кольцо у него

так и оставалось «подарочком на рождение» – будто бы от бабушки: у нее,

мол, много было всяких безделушек. Дурацкая выдумка. Конечно, бабушка

Смеагорла была женщина властная и хозяйственная, но чтобы в ее

хозяйстве водились Кольца Власти – это вряд ли, и уж тем более вряд ли

она стала бы их дарить внукам на дни рождения. Однако вранье враньем, а

все-таки правда – пусть и наизнанку.

Горлум никак не мог забыть, что он убил Деагорла, и всеми силами

защищался от собственной памяти: грыз в темноте черные кости, повторяя

своей «прелести» одну и ту же, одну и ту же ложь, пока сам в нее почти не

уверовал. Ведь правда же, тогда был его день рождения и Деагорл должен

был подарить ему Кольцо. Оно затем и подвернулось – ему в подарок. Это

самый настоящий подарок на день рождения – и так далее в том же роде.

Я терпел его бессвязную болтовню сколько мог, но любой ценой надо

было допытаться до правды, и пришлось мне обойтись с ним круто. Я

пригрозил ему огнем, и он наконец рассказал все, как было, – понемногу, огрызаясь, истекая слезами и слюнями. Его, видите ли, обидели, унизили и

вдобавок ограбили. Я у него выпытал и про загадки, и про бегство Бильбо,

но вот дальше – тут он словно онемел и только выхныкивал иногда

мрачные намеки. Видно, какой-то ужас сковывал его язык, и я ничего не

мог поделать. Он плаксиво бубнил, что своего никому не уступит и кое-кто

узнает еще, как его пинать, обманывать и грабить. Теперь у Горлума есть

хорошие, такие чудесненькие друзья – и они очень даже покажут кому

надо, где орки зимуют. Они ему помогут, а Торбинс-ворюга еще

поплатится. Он еще поплатится и наплачется, твердил Горлум на разные

лады. Бильбо он ненавидит люто и клянет страшно. Но хуже другое: он

знает, кто такой Бильбо и откуда явился.

– Да кто же ему сказал? – взволновался Фродо.

– Ну, если на то пошло, так Бильбо сам ему сдуру представился, а уж

потом нетрудно было выяснить, откуда он явился, – если, конечно,

выползти наружу. И Горлум выполз, ох, выполз. По Кольцу он тосковал

нестерпимо – тоска эта превозмогла страх перед орками и даже его

солнцебоязнь. Протосковал он год, а то и два. Видишь ли, Кольцо хоть и

тянуло его к себе, но уже не истачивало, как прежде, и он понемногу начал

оживать. Старость давила его, ужасно давила, но вечная опаска пропала; к тому же он был смертельно голоден.

Любой свет – что лунный, что солнечный – был ему нестерпим и

ненавистен, это уж, наверно, так с ним и будет до конца дней; но хитрости

и ловкости ему не занимать. Он сообразил, что укрыться можно и от

солнечного, и от лунного света, можно быстро и бесшумно пробираться

темной ночью, когда мрак проницают только его белесые глаза, и ловить

всяких маленьких беспечных зверюшек. Его освежило ветром, он отъелся,

а поэтому стал сильнее и смелее. До Лихолесья было недалеко; дотуда он, в

свой час, и добрался.

– И там ты его нашел? – спросил Фродо.

– Я его там видел, – отвечал Гэндальф, – но попал он туда не сразу, сначала он шел по следу Бильбо. А потом… толком-то я, пожалуй, так и не

знаю, что было потом: он нес какую-то околесицу, захлебывался руганью и

угрозами. «Что у него было в карманцах? – бормотал он. – Нет, не

догадался я, что там у него моя прелесть. Гад, гад, гаденыш. Нечестный

вопрос, нечестный. Он смошенничал, он, а не я, он правила нарушил. Надо

было сразу его удавить, правда, моя прелесть? Ничего, моя прелесть,

ничего, еще удавим».

И так без конца. Ты вот уже морщишься, а я это терпел изо дня в день,

с утра до вечера. Ну, не совсем зря: по каким-то его обмолвкам я все же