сущий мальчишка и «войду в возраст», как говорят у нас в Хоббитании, только через четыре года. И вообще не обо мне речь. Давай лучше

показывай и объясняй.

Солнце уже поднялось высоко, и туманы в низине рассеялись.

Последние клочья рваными облаками проносились в небе, и на резком,

порывистом восточном ветру бились и трепетали белые стяги цитадели. За

пять лиг от них и дальше, сколько хватал глаз, серела и блистала огромная

излучина Великой Реки, выгнутая к востоку с северо-запада; устремляясь

затем на юг, Река терялась в зыблющейся дымке, а до Моря оставалось еще

добрых пятьдесят лиг.

Весь Пеленнор был виден как на ладони: россыпь огражденных

усадеб, амбаров, коровников, хотя нигде не паслись ни коровы, ни другой

скот. Вдоль и поперек пересекали зеленые пажити большие и малые

дороги, и вереницы повозок тянулись к Великим Вратам, а оттуда

навстречу им катила повозка за повозкой. Изредка подъезжали вскачь

верховые, спешивались и торопились в город. Поток от ворот направлялся

по тракту, который круто сворачивал на юг и, уходя от извива реки, вскоре

исчезал из виду у горных подножий. Тракт был просторный, гладко

вымощенный; за восточной его обочиной вдоль дамбы проходила широкая

зеленая дорожка для верховых. По ней мчались туда и сюда всадники, а

тракт, казалось, был запружен людским месивом. Потом Пин пригляделся и

увидел, что на тракте царил строгий порядок: там двигались в три ряда –

один быстрее, конские упряжки; другой помедленнее, воловьи, с

громоздкими разноцветными фургонами; и у западной обочины, медленнее

всех, люди, впрягшиеся в тележки.

– Уходят в долины Тумладена и Лоссарнаха, в горные селенья или еще

дальше – в Лебеннин, – сказал Берегонд. – Старики и женщины с детьми;

это последние обозы. К полудню надо, чтобы на целую лигу дорога от

города была свободна. Таков приказ, а что поделаешь! – Он вздохнул. – Не

многие встретятся из тех, что разлучились. Детей у нас тут всегда было

маловато, а теперь остались только мальчишки постарше, которых и силком

не вывезешь, – вроде моего сына; ну ладно, может, на что и сгодятся.

Они помолчали. Пин тревожно глядел на восток, будто ожидая, что

оттуда вот-вот появятся черные полчища орков.

– А там что? – спросил он, указывая на средину огромной излучины

Андуина. – Там другой город, да?

– Был там другой город, – отвечал Берегонд, – столица Гондора; наш-

то Минас-Тирит – всего-навсего сторожевая крепость. Там, за Андуином, развалины Осгилиата, который давным-давно захватили и сожгли враги.

Мы, правда, отбили его у них, когда еще Денэтор был молодой, но

обживать не стали, а сделали там передовую заставу и отстроили мост, чтобы перебрасывать подкрепления. Но из Минас-Моргула нагрянули

Лютые Всадники.

– Черные Всадники? – переспросил Пин, широко раскрыв

потемневшие глаза: ему припомнились давнишние ужасы.

– Да, они были черные, – подтвердил Берегонд, – и я вижу, ты знаешь

их не только понаслышке, хоть и не упоминал об этом в своих рассказах.

– Нет, не понаслышке, – тихо откликнулся Пин, – только я сейчас

лучше не буду говорить о них, а то близко, уж очень близко тут…

Он осекся и поглядел за реку: там простерлась необъятная и зловещая

черная тень. Может, это замыкали окоем темные горы, щербатые гребни

которых расплылись в туманной дали, а может, стеной склубились тучи, и

за ними чернел непроглядный мрак. И казалось, этот мрак на глазах

расползался и разрастался, медленно и неотвратимо заполняя солнечные

просторы.

– Близко от Мордора? – спокойно закончил Берегонд. – Да, он тут

недалеко. Называть его мы избегаем, но живем, сколько себя помню, в его

сумрачной тени: она то редеет и отдаляется, то сгущается и нависает.

Сейчас она чернее черного и разрослась – оттого и мы в страхе и тревоге. А

Лютые Всадники – они год назад или около того обрушились на переправу,

и много там погибло лучших наших воинов. Тогда Боромир отогнал их и

освободил западный берег – до сих пор мы удерживаем почти половину

Осгилиата. Пока удерживаем. Но они со дня на день снова нагрянут. Там, наверно, война и начнется, оттуда будет главный удар.

– А когда начнется? – спросил Пин. – Думаешь, со дня на день? Я

ночью видел, как зажигались маяки и вестники скакали: Гэндальф сказал –

это, мол, знак, что война началась. Он спешил, как на пожар. А теперь

снова вроде как тихо.

– У Врага все готово – вот и тихо, – сказал Берегонд. – Как, представь