– Форлонг! – кричали кругом. – Верный, доблестный друг! Ура,

Форлонг!

Но когда лоссарнахские воины прошли, раздался ропот:

– Как мало их, всего две сотни! А мы-то надеялись, что будет тысячи

две. Должно быть, пираты на них наседают: девять десятых остались

обороняться. Ну что ж, у нас каждый боец на счету.

Так проходила к Вратам под клики толпы рать за ратью: окраины

Гондора послали своих сынов в грозный час на выручку столице. Но все

прислали меньше, чем здесь надеялись, куда меньше, чем надо бы.

Прошагали уроженцы долины Рингло во главе с тамошним княжичем

Дерворином: триста человек. С Мортхондского нагорья, из Темноводной

долины – статный Дуингир с сыновьями Дуилином и Деруфином и пятьсот

лучников. С Анфаласа, с далекой Береговины – длинная вереница

охотников, пастухов, поселян, вооруженных чем попало; лишь их

правитель Голасгил с домочадцами были при боевом доспехе. Десяток-

другой угрюмых горцев без предводителя – из Ламедона. Рыбаки с Этхира,

от устьев Андуина – сотня с лишним, другие остались на кораблях.

Гирлуин Белокурый с Изумрудных Холмов Пиннат-Гелина привел три

сотни крепких ратников в зеленом. И наконец, горделивей всех, – Имраиль,

владетель Дол-Амрота, родич самого наместника: золотистые стяги с

изображением Корабля и Серебряного Лебедя реяли над конною дружиной;

за всадниками на серых конях выступали в пешем строю семьсот витязей,

статных, сероглазых и темноволосых, – они прошли с песней.

Вот и все, и трех тысяч не набралось. А больше ждать было некого.

Возгласы, песни и мерная поступь стихли за Вратами. Толпа еще немного

помедлила, не расходясь. Пыль повисла в воздухе: ветер улегся и стояла

духота. Наступил закатный час; багровое солнце скрылось за

Миндоллуином. Вечерняя тень пала на столицу Гондора.

Пин поднял взгляд и увидел грязно-серое небо, будто над ними

нависла дымная, пепельная туча, и еле пробивался сквозь нее сумеречный

свет. Только запад еще пламенел, и черная громада Миндоллуина, казалось,

была осыпана тлеющими головнями и угольями.

– Так ясно начался день и так мрачно кончается! – проговорил он,

забыв о мальчике рядом с ним.

– Кончится еще мрачнее, коли не поспеем до сигнальных колоколов, –

отозвался Бергил. – Пойдем-ка, пойдем! Слышишь, трубят, сейчас

закрывать будут!

Они вернулись в город последними; Врата за ними сразу же закрыли,

и, когда они шли по Улице Фонарщиков, башенные колокола торжественно

перекликались. Теплились окна; из домов и казарм у крепостной стены

доносилось пение.

– Ладно, расходимся, – сказал Бергил. – Передай привет отцу, скажи: спасибо, мол, приятель что надо. Ты приходи завтра пораньше. Может,

даже лучше, чтоб войны не было, мы бы и без нее обошлись. Съездили бы

к дедушке в Лоссарнах, там весной знаешь как здорово, в лесу и на полях

полно цветов. Нет, правда, вот возьмем и съездим. Где им одолеть нашего

государя, и отец мой их всех перебьет. До скорого свидания!

Они расстались, и Пин заторопился обратно в цитадель. Путь был

неблизкий, он вспотел и вконец оголодал. Сгустилась темная и душная

беззвездная ночь. К вечерней трапезе он, конечно, опоздал, но его все ж

таки накормили, Берегонд ему обрадовался, уселся рядом и расспрашивал

про сына. Наевшись, Пин немного отдохнул и попрощался: очень ему было

не по себе, хотелось скорее увидеть Гэндальфа.

– Сам-то найдешь дорогу? – спросил его Берегонд, выведя к северной

стене цитадели, к скамье, на которой они сидели днем. – Ночь хоть глаз

выколи, а приказано всюду гасить огни, фонарей на стенах не зажигать.

Тебе же велено рано поутру явиться к властителю Денэтору. Да, вряд ли

тебя припишут к нашей третьей роте. Ну что ж, приведется – так свидимся.

Прощай, покойной ночи!

В покое было темно, лишь ночник горел на столике. Гэндальф не

приходил, и Пину было все тоскливее. Он взобрался на скамейку и

выглянул в окно, точно ткнулся носом в чернильную лужу. Он уныло слез,

опустил штору и отправился спать. Сначала лежал и прислушивался, ждал

Гэндальфа, потом кое-как уснул.

Среди ночи его разбудил свет: Гэндальф явился и расхаживал взад-

вперед – тень его металась по занавеске. На столе горели свечи и лежали

свитки. Маг вздохнул, и Пин расслышал его бормотанье:

– Да что же это до сих пор нет Фарамира?