– Я выдержал битву куда более жестокую, чем на стенах этой хмурой

крепости, – отвечал Арагорн. – Я глядел в Ортханкский камень, друзья мои.

– Ты глядел в эту проклятую колдовскую штуковину? – вскричал

Гимли с ужасом и недоумением. – Он… Враг у тебя что-нибудь выведал?

Ведь даже Гэндальф и тот не отважился на такой поединок, а ты…

– Ты забываешь, с кем говоришь, – сурово осек его Арагорн, и глаза

его блеснули. – Не при тебе ли я во всеуслышание назвался у ворот

Эдораса? Что, по-твоему, я мог ему выдать? Нет, Гимли, – уже мягче

продолжал он, и тень сбежала с его лица, видна была лишь безмерная

усталость, точно после многих бессонных ночей, исполненных тяжкого

труда. – Нет, друзья мои, я законный владелец Камня, вправе и в силах

воспользоваться им: так я рассудил. Право мое неоспоримо. И сил хватило

– правда, еле-еле.

Он глубоко вздохнул.

– Да, жестокий был поединок, все никак не приду в себя. Я не сказал

ему ни слова, но сумел подчинить Камень своей воле. От одного этого он

придет в неистовство. И я предстал перед ним. Да, сударь мой Гимли, Враг

видел меня, но не в том обличье, в каком ты видишь меня сейчас. Если я

оказал ему услугу, дело плохо; но думаю, что оказал дурную услугу. Он

был, по-моему, страшно поражен тем, что я объявился среди живых, ибо

доныне он обо мне не знал. Под окнами Ортханка на меня не обратили

внимания, благо я был в ристанийском доспехе; но уж Саурон-то не забыл

Исилдура и меча Элендила. И вот, как раз когда начинают сбываться его

черные замыслы, вдруг он воочию видит наследника Исилдура и тот самый

меч: я обнажил перед ним заново откованный клинок. А он все же не так

силен, чтоб ничего не опасаться, – нет, его еще гложут сомнения.

– Ну, сил-то ему не занимать, – возразил Гимли, – и тем быстрее он

нанесет удар.

– Быстрее вовсе не значит вернее, – сказал Арагорн. – И настала пора

опережать Врага, а не дожидаться его ударов. Друзья мои, когда я овладел

Камнем, мне многое открылось. Беда нагрянула на Гондор с юга, и

защитников Минас-Тирита вдвое поубавилось. Если мы с этой бедою

немедля не управимся, то город погибнет, не выстоит и десяти дней.

– Значит, погибнет, – сказал Гимли. – Кого посылать на подмогу и как

туда поспеть вовремя?

– Посылать на подмогу некого, стало быть, надо ехать самому, – сказал

Арагорн. – И есть лишь один путь, которым можно поспеть к Морю

вовремя, пока еще не все потеряно. Это – Стезя Мертвецов.

– Стезя Мертвецов! – повторил Гимли. – Жутковатое название – и слух

ристанийцев оно, как я заметил, не тешит. Ну а живым-то можно проехать

этой Стезей и не сгинуть? И что толку, если проедем, – нас же всего горстка

против несметных полчищ Мордора!

– Живые по этой дороге не ездили, мустангримцы такого не упомнят, –

сказал Арагорн. – Она закрыта для живых. Однако наследник Исилдура в

эту черную годину может и проехать, если отважится. Слушайте! Сыновья

Элронда из Раздола, премудрого знатока преданий, передали мне слова

отца: Пусть Арагорн припомнит речь провидца, пусть памятует о Стезе

Мертвецов.

– А что за речь провидца? – спросил Леголас.

– Вот что изрек провидец Мальбет во дни Арведуи, последнего

властителя Форноста:

Простерлась черная тень над землей,

На запад стремится крылатый мрак.

Содрогается град; подступает враг

К заветным гробницам. И встают мертвецы,

Ибо клятвопреступникам вышел срок,

Ибо их созывает гремучий рог,

С вершины Эрека вновь затрубив.

Кто протрубит? Кто призовет

Из могильной мглы забытый народ?

Потомок того, кто был предан встарь,

Возвратится с севера Государь

Темным путем, Стезей Мертвецов.

– Что темным путем – это понятно, – сказал Гимли, – но в остальном

стихи уж очень темные.

– Остальное станет понятно, если поедешь со мной темным путем, –

сказал Арагорн. – Сам бы я его не избрал, но, видно, предуказанного не

миновать. А вы решайте сами, хватит ли у вас мужества и сил, чтобы

одолеть неодолимый страх и вынести непосильные тяготы – может статься,

себе на беду.

– Я пойду за тобою даже Стезей Мертвецов, куда бы она ни привела, –

сказал Гимли.

– И я тоже, – сказал Леголас, – я мертвецов не боюсь.

– Хорошо бы этот забытый народ не забыл ратного дела, – сказал

Гимли, – а то не к чему их и тревожить.

– Это мы узнаем, если доберемся живыми до вершины Эрека, – сказал