Гондора и Мерри на своем пони, а следом – еще двенадцать

телохранителей. Ехали мимо длинного строя конников; суровы и недвижны

были их лица. Уж почти миновали строй, как вдруг один из конников

повернул голову и пристально поглядел на хоббита. «Совсем еще юноша, –

подумал Мерри, встретив его взгляд, – невысокий, худощавый». Он уловил

отсвет ясных серых глаз и вздрогнул, внезапно поняв, что в лице этом нет

надежды, что его затеняет смерть.

Серая дорога вела вдоль берега Снеговой, бурлящей в каменьях; мимо

селений Ундерхерга и Обернана, где скорбные женские лица выглядывали

из темных дверей; войско не провожали в путь ни рога, ни арфы, ни

поющие голоса. Так начался великий поход на восток, о котором слагали

песни многие поколения ристанийцев.

Из темного Дунхерга в тусклое утро

Вывел сын Тенгела свою последнюю рать

И достиг Эдораса, но царственные чертоги,

Старинные, златоверхие, были застланы мглой.

Здесь, в обители предков, он распростился с народом,

Со своим свободным народом и с очагом своим.

Простился с высоким троном и с благословенным кровом,

Под которым он пировал в былые светлые дни.

И дальше поехал конунг, по пятам за ним гнался ужас,

Впереди ожидал рок. Но он присягал на верность,

Он принес нерушимую клятву, и он исполнил ее.

Теоден ехал дальше. Пять дней и ночей

Мчались эорлинги вперед восточным путем

Через Фольд и Фенмарк, через Фириэнвуд.

Шесть тысяч копьеносцев мчались через Санлендинг

К могучей твердыне Мундбург у горы Миндоллуин,

К столице Государей, из-за Моря приплывших,

Теперь осажденной врагами и окруженной огнем.

Судьба торопила их, и темнота поглотила,

Поглотила коней и конников, и стук уходящих копыт

Заглох в тишине: так нам поведали песни.

Когда конунг приехал в Эдорас, Медусельд и правда был застлан

мглой, хотя полдень едва наступил. Задержался он здесь ненадолго, и к

войску его примкнули десятков шесть всадников, опоздавших на сбор.

После короткой трапезы он велел готовиться в путь и ласково простился со

своим оруженосцем. Но Мерри еще напоследок попробовал умолить его.

– Я ведь тебе объяснил: такой поход Стибба не осилит, – сказал

Теоден. – И к тому же сам посуди, сударь мой Мериадок: пусть ты и при

мече и не по росту отважен, но что тебе делать в таком бою, какой нас ждет

под стенами гондорской столицы?

– Мало ли, тут не угадаешь, – возразил Мерри. – И зачем тогда,

государь, ты взял меня в оруженосцы – не затем разве, чтобы в битве я был

рядом с тобою? И чем помянут меня в песнях, коли я буду все время

оставаться неприкаянным?

– Взял я тебя в оруженосцы, чтоб с тобой ничего не стряслось, –

отвечал Теоден. – Чтоб ты был под рукой. А в походе ты будешь лишним

бременем. Случись битва у моих ворот, может статься, в песнях и помянули

бы твои подвиги; но до Мундбурга, где правит Денэтор, больше ста двух

лиг. Это мое последнее слово.

Мерри поклонился и уныло побрел прочь, оглядывая ряды воинов. Все

уже стояли наготове: потуже затягивали пояса, проверяли подпруги,

ласкали коней; иные тревожно косились на почернелое небо. Кто-то

незаметно подошел к хоббиту и шепнул ему на ухо:

– У нас говорят: «Упорному и стена не препона», я это на себе

проверил. – Мерри поднял глаза и увидел юношу, которого заметил

поутру. – А ты, по лицу видно, хочешь ехать вслед за государем.

– Да, хочу, – подтвердил Мерри.

– Вот и поедешь со мной, – сказал конник. – Я посажу тебя впереди, укрою плащом – а там отъедем подальше, и еще стемнеет. Ты упорен – так

будь же по-твоему. Ни с кем больше не говори, поехали!

– Очень, очень тебе благодарен! – пролепетал Мерри. – Благодарю

тебя, господин… прости, не знаю твоего имени.

– Не знаешь? – тихо сказал конник. – Что ж, называй меня

Дернхельмом.

Так и случилось, что, когда конунг выехал в поход, впереди ратника

Дернхельма на большом сером скакуне Вихроноге сидел хоббит Мериадок,

и коня он не тяготил, потому что Дернхельм был легкий седок, хотя сложен

крепко и ловок на диво.

Они углублялись во тьму. Заночевали в зарослях ивняка, за двенадцать

лиг к востоку от Эдораса, у слияния Снеговой и Онтавы. Потом ехали через

Фольд и через Фенмарк, мимо больших дубрав по всхолмьям, осененным

черной громадой Галифириэна на гондорский границе, а слева клубились

болотные туманы над устьями Онтавы. Тут их настигли вести о войне на