вдруг раздался яростный, оглушительный рев. Тучей налетели вражеские

всадники. Струи слились в огневой поток – толпа за толпой валили орки с

факелами, озверелые южане с красными знаменами; все они дико орали,

обгоняя, окружая отступающих. Но даже их ор заглушили пронзительные

вопли из темного поднебесья: крылатые призраки, назгулы, устремились

вниз – убивать.

Строй смешался, объятые ужасом люди метались, бросали оружие,

кричали, падали наземь.

И тогда протрубила труба со стен цитадели: Денэтор наконец-то

разрешил вылазку. Этого сигнала дожидались воины, притаившиеся у Врат

и под стенами, – все верховые, какие были в городе. Они разом прянули

вперед и помчались во весь опор с боевым кличем, лавой охватывая врага.

Ответный клич послышался сверху, когда оттуда увидели, что впереди всех

летят витязи Дол-Амрота и над ними реет голубой с серебряным лебедем

стяг князя Имраиля.

– Амрот на выручку Гондору! – кричали со стен. – Амрот и Фарамир!

Они обрушились на врага по обе стороны отступающего отряда, и,

опередив их, ураганом пронесся серебряно-белый всадник с воздетой рукой

и лучезарным светочем.

Назгулы удалились, и стих озлобленный вой; еще не явился их

Главарь, гаситель белого огня. Воинство Мордора, хищно накинувшееся на

добычу, было захвачено врасплох – и, точно костер от вихря, разлетелось

россыпью искр.

Гондорские дружины оборотились и с победным кличем ударили на

преследователей. Охотники стали дичью, отступленье – атакой. Поле

покрылось трупами орков и хородримцев; шипели, гасли и смердели

брошенные факелы. А всадники мчались вперед, рубя и топча.

Но Денэтор наступленья не замышлял. Хотя врага остановили и

отбросили, с востока по-прежнему надвигались многотысячные полчища.

И снова запела труба, отзывая вылазку. Конница Гондора остановилась.

Под ее защитой отступавшие выстроились, мерно зашагали к городу и

вступили во Врата с гордо поднятыми головами; и ратники Минас-Тирита

приветствовали их, гордясь и печалясь, ибо многих недоставало. Фарамир

потерял больше трети своих воинов. А где же он сам?

Он прибыл, когда прошагали дружины и въехала в город конница,

последними – витязи под стягом Дол-Амрота; князь Имраиль вез на руках с

поля брани тело своего родича, Фарамира, сына Денэтора.

– Фарамир! Фарамир! – кричали на улицах, и крики прерывались

рыданьями. Но он был недвижим и безмолвен; длинным извилистым путем

провезли его в цитадель, к отцу. Шарахнувшись от Белого Всадника, один

из назгулов успел метнуть смертоносный дротик, и Фарамир, который

бился один на один с конным вожаком хородримцев, грянулся оземь. Лишь

безудержный натиск витязей Дол-Амрота спас его от уже занесенных

багровых мечей хородримцев.

Князь Имраиль внес Фарамира в Белую Башню и молвил:

– Твой сын воротился, государь, свершив великие подвиги, – и

рассказал о том, чему был свидетелем. Но Денэтор не слушал его, он молча

поднялся и взглянул сыну в лицо. Затем он велел приготовить постель в

чертоге, возложить на нее Фарамира и всем удалиться. Сам же направился

в тайный покой у вершины Башни; и многие видели этой ночью, как в

узких окнах загорелся и мерцал слабый свет, вспыхнул напоследок и угас.

И вновь спустился Денэтор, подошел к распростертому Фарамиру и

безмолвно сел возле него; серым было лицо Правителя, мертвенней, чем у

его сына.

* * *

Враги осадили город, плотно обложили его со всех сторон, Раммас-

Экор был разрушен и захвачен весь Пеленнор. Последние вести принесли

защитники северной заставы – те, кто успел добежать прежде, чем заперли

Врата. Это был остаток стражи, охранявшей путь из Анориэна и Ристании.

Воинов привел Ингольд, тот самый, что впустил Гэндальфа с Пином

неполных пять дней назад, когда в небе еще светило солнце и утро

лучилось надеждой.

– Про мустангримцев ничего не известно, – сказал он. – Нет, из

Ристании никто не подойдет. А подойдут – тем хуже для них. Их

опередили: едва донесли нам, что новое войско из-за реки идет на Каир-

Андрос, а войско уж тут как тут. Тьма-тьмущая: многие тысячи

здоровенных орков с Оком на щитах и шлемах и еще больше людей, каких

мы прежде не видели. Невысокие, угрюмые и кряжистые, бородатые, как

гномы, с бердышами. Наверно, из какого-нибудь дикого края на востоке.