ужасе и смятении увидели темную армаду на блещущей Реке: галеры и

другие большие гребные суда шли под раздутыми ветром черными

парусами.

– Умбарские пираты! – кричали люди. – Умбарские пираты! Смотрите!

Плывут умбарские пираты! Значит, Бельфалас взят, захвачены устья, и

Лебеннин во власти врага. Пираты плывут сюда! Это приговор судьбы!

И без приказа – приказы отдавать было некому – кинулись к колоколам

и ударили в набат; трубы затрубили сигнал к отступлению.

– Бегите к стенам! – кричали сверху. – К стенам бегите! Скорее

спасайтесь в город, пока вас всех не перебили!

И ветер, который подгонял корабли, относил их призывы в сторону.

Но что там набат, что тревожные клики! Мустангримцы и сами уже

увидели черные паруса. Эомер был за милю от Харлонда, с гавани

наступали взбодрившиеся хородримцы, и вражеская рать уже отрезала его

от дружины Дол-Амрота. Он поглядел на Реку, и надежда умерла в его

сердце, и он проклял прежде благословенный ветер. А воинство Мордора с

воплями дикой радости ринулось вперед.

Суров стал взор Эомера; гнев его больше не пьянил. По знаку его

затрубили рога, призывая ристанийцев сплотиться вокруг хоругви конунга:

он решил биться до последнего, спешившись и оградившись стеною

щитов, и свершить на Пеленнорской равнине подвиги, достойные песен,

хоть и некому будет воспеть последнего конунга Ристании. Он взъехал на

зеленый холм и там водрузил хоругвь; и Белый Конь, казалось, поскакал на

ветру.

Выехав из тумана, из тьмы навстречу рассвету,

Пел я солнечным утром, обнажая свой меч.

Теперь надежде конец, и сердце мое точно рана.

Остались нам ярость, и гибель, и кровавый закат!

Такие сказал он стихи, сказал – и рассмеялся. Ибо вновь охватило его

упоение битвы: он был еще невредим, был молод, и был он конунг,

достойный своего воинственного народа. С веселым смехом отчаяния он

снова взглянул на черную армаду, грозя ей мечом.

Взглянул – и вдруг изумился и вне себя от радости высоко подбросил

меч, блеснувший на солнце; поймал его и запел. И все посмотрели на Реку:

над передним кораблем взвилось черное знамя, а корабль повернул к

Харлонду, и ветер расплеснул полотнище. На знамени было Белое Древо, как и на стягах Гондора, но вокруг его кроны семь звезд, а поверх – венец.

Такого знамени, знамени Элендила, уже тысячи лет не видел никто. А

звезды лучились на солнце, ибо жемчугом вышила их Арвен, дочь Элронда,

и ярко блистал в полуденном свете венец из мифрила с золотом.

Так явился Арагорн, сын Арахорна, Элессар, наследник Элендила: он

прошел Стезей Мертвецов и с попутным ветром приплыл в свое княжество

Гондор от морских берегов. Ристанийцы заливались радостным смехом и

потрясали мечами; в ликующем городе гремели трубы и звонили колокола.

А мордорские полчища растерянно взирали, как – по волшебству, не иначе

– на черных пиратских кораблях Умбара подплывают враги Властелина, и в

ужасе понимали, что настала неминучая гибель, что участь их решена.

Гондорские дружины ударили с запада на троллюдов, ворягов и орков,

ненавидящих солнце. Конники Эомера устремили копья на юг, и бежали от

них хородримцы, угодив между молотом и наковальней. Ибо на

Харлондские пристани прыгали воины за воинами и с ходу бросались в

бой. Был среди них Леголас, был Гимли, крутивший секирой, и Гальбарад-

знаменосец, и Элладан с Элроиром, и суровые витязи, северные

Следопыты, а следом – тысячи ратников из Лебеннина, Ламедона и с

гондорского приморья. Но впереди всех мчался Арагорн – на лбу его сиял

алмазом венец Элендила, в руке сверкал меч, нареченный Андрилом:

издревле он звался Нарсил, был сломан в бою и теперь, перекованный

заново, пламенел грозно, как встарь.

И съехались посреди поля брани Эомер с Арагорном; они соскочили с

коней, оперлись на мечи и радостно взглянули друг на друга.

– Вот мы и встретились, прорубившись сквозь полчища Мордора, –

сказал Арагорн. – Помнишь, я предсказывал тебе это в Горнбурге?

– Да, предсказывал, – отозвался Эомер, – однако надежда обманчива, а

я не ведал, что ты прозреваешь грядущее. Но вдвойне благословенна

нежданная помощь, и никогда еще не было встречи отрадней. – И они

крепко пожали друг другу руки. – В самую пору встретились мы, –

прибавил Эомер. – Еще бы немного, и ты запоздал. Нас постигли горестные

утраты.

– Что ж, сперва расплатимся, поговорим потом! – сказал Арагорн, и