– Сожгут заживо? – повторил Гэндальф. – Что еще за новости?

Быстрей выкладывай!

– Денэтор отправился в Усыпальню, – заторопился Пин, – и с ним

понесли Фарамира, и он сказал, что все мы сгинем в огне, а он дожидаться

не будет, пусть приготовят костер и сожгут его вместе с Фарамиром. И

послал за поленьями и маслом. Я сказал Берегонду, но он вряд ли уйдет с

поста, он на часах. Да и куда ему против Денэтора? – Пин выложил все

вперемешку и трогал дрожащей рукой Гэндальфа за колено. – Ты не

можешь спасти Фарамира?

– Наверно, могу, – сказал Гэндальф, – но пока я буду его спасать, боюсь, погибнут другие. Что ж, пошли – тут никто больше, пожалуй, не

сумеет помочь. Но помощь моя наверняка худо обернется. Да, от

лиходейской порчи никакие стены не защитят. Враг проникает изнутри.

Приняв решенье, он не мешкал: подхватил Пина, посадил его перед

собой и переговорил со Светозаром. Они поскакали вверх по улицам

Минас-Тирита, а гул за спиною нарастал. Повсюду люди, очнувшись от

ужаса и отчаяния, хватали оружие и кричали друг другу: «Мустангримцы

пришли!» Слышались команды, ратники строились и спешили к разбитым

Вратам.

Им встретился князь Имраиль, он их окликнул:

– Куда же ты, Митрандир? Мустангримцы уже сражаются на

гондорской равнине! Нам надо собрать все силы!

– Выводи ратников всех до единого, – сказал Гэндальф. – И не теряй

ни минуты. Я буду, как только смогу, но сейчас у меня неотложное дело к

Градоправителю. Прими войско под начало!

На высоте, близ цитадели, в лицо им подул ветер, вдали забрезжило

утро, и озарился южный небосклон. Но им от этого было мало радости: они

предчувствовали недоброе и боялись опоздать.

– Темень рассеивается, – сказал Гэндальф, – но город все еще в

сумраке.

У ворот цитадели стража не оказалось.

– Ага, Берегонд пошел туда, – сказал Пин, и у него полегчало на

сердце. Они свернули на дорогу к Запертой Двери. Дверь была распахнута

настежь, привратник лежал убитый: должно быть, у него отобрали ключи.

– То-то Враг порадуется! – сказал Гэндальф. – Ему как раз такие дела

по нутру: свой разит своего и оба по-своему верны долгу.

Он спешился и отослал Светозара в конюшню.

– Друг мой, – сказал он, – нам бы с тобою давно надо скакать в поле,

да вот пришлось задержаться. Я скоро позову тебя!

Они вошли в дверь и спустились крутой извилистой дорогой. Светало,

высокие колонны и статуи казались шествием привидений.

Внезапно тишину нарушили крики и звон мечей – такого здесь, в

священной обители покоя, не бывало никогда со времен построения города.

Наконец они вышли на Рат-Динен и поспешили к Усыпальне Наместников:

ее высокий купол смутно виднелся в полумраке.

– Стойте! Стойте! – крикнул Гэндальф, подбегая к каменному

крыльцу. – Остановитесь, безумцы!

На верхней ступени Берегонд в черно-серебряном облачении стража

цитадели отражал слуг Денэтора с факелами и мечами в руках. Двоих он

уже зарубил, и кровь их обагрила крыльцо Усыпальни; остальные, нападая,

выкрикивали проклятья мятежнику и предателю.

И Гэндальф с Пином услышали из склепа голос Денэтора.

– Скорее, скорее! В чем там дело? Убейте изменника! Без меня, что ли,

не справитесь? – И дверь, которую Берегонд придерживал левой рукой,

распахнулась; появился Градоправитель, величественный и грозный, с

обнаженным мечом. Глаза его сверкали.

Но взбежал по ступеням Гэндальф, и казалось, будто вспыхнула

ослепительно белая молния; слуги попятились, заслоняя глаза. Он гневно

воздел руку, и занесенный меч Денэтора отлетел и упал позади, в

могильной тени, а сам Денэтор изумленно отступил на шаг.

– Это как же, государь мой? – вопросил маг. – Живым не место в

склепах. И почему здесь блещут мечи, когда все ратники выходят на поле

боя? Или Враг уже здесь, пробрался на Рат-Динен?

– С каких это пор повелитель Гондора в ответе перед тобой? –

отозвался Денэтор. – Может, и слуги мои мне неподвластны?

– Подвластны-то они подвластны, – сказал Гэндальф. – Но если тобою

владеют безумье и злоба, то власть твою можно и оспорить. Где твой сын

Фарамир?

– Лежит в Усыпальне, – сказал Денэтор, – и его сжигает огонь, огонь

палит его изнутри. И все мы скоро сгорим. Запад обречен: его пожрет

великий огонь и всему конец. Останется лишь пепел! Пепел и дым разнесет

ветер!