были. Любой их приступ шутя отбила бы горстка защитников, а черному

воинству на горах возле Мораннона, верно, и счету не было, да и в ущелье

небось таились несметные полчища врагов пострашнее, чем орки. Они

подняли глаза и увидели, что назгулы слетелись к башням – Клыкам

Мордора – и кружат над ними как стервятники, кружат и выжидают. Враг

почему-то медлил.

А им надо было волей-неволей доигрывать роль до конца. Арагорн

расположил войско на двух больших холмах, где земля слежалась со

щебнем: орки нагромоздили их за многие годы. От Мордора их отделяла

рвом широкая ложбина; на дне ее среди зыбкой дымящейся слякоти

чернели вонючие лужи. Когда всех построили, вожди отправились к

Черным Воротам с большой конной свитой, с герольдами и трубачами. Во

главе их ехал Гэндальф, за ним Арагорн и сыновья Элронда, Эомер

Ристанийский и Имраиль. Леголаса, Гимли и Перегрина они тоже взяли с

собой, чтобы все народы – противники Мордора были свидетелями

переговоров.

Они подъехали к Мораннону, развернули знамя и затрубили в трубы;

герольды выступили вперед и возгласили:

– Выходите на переговоры! Пусть выйдет сам Властелин Сумрачного

Края! Он подлежит наказанию, ибо злодейски напал на Гондор и захватил

чужие земли. Великий князь Гондора требует, чтобы он во искупленье

содеянного навсегда покинул свой престол. Выходите!

Долго длилось ответное молчанье: ни звука, ни крика не донеслось со

стен и из-за ворот. Но Саурон уже все рассчитал, и ему вздумалось сперва

жестоко поиграть с мышками, а потом захлопнуть мышеловку. И когда

вожди собирались повернуть назад, тишину внезапно нарушил грохот

огромных барабанов, будто горный обвал; оглушительно взревели рога,

сотрясая камни под ногами. Наконец с лязгом распахнулась дверь

посредине Черных Ворот, и оттуда вышло посольство Барад-Дура.

Возглавлял его рослый всадник на черном коне, если только это был

конь – громадный, уродливый, вместо морды жуткая маска, похожая на

лошадиный череп, пышущий огнем из глазниц и ноздрей. Всадник в

черном плаще и высоком черном шлеме был не Кольценосец, а живой

человек – Подручник Владыки Барад-Дура. Имени его сказания не

сохранили. Он и сам его забыл и говорил о себе: «Я – глашатай Саурона».

Говорят, он был потомком тех предателей рода людского, которые

назывались Черными Нуменорцами: они перебрались в Средиземье во

времена полновластного владычества Саурона и предались ему,

соблазнившись

чернокнижной

наукой.

А

он,

безымянный,

стал

приспешником Черного Властелина, когда Тот вернулся в Мордор из

Лихолесья. Коварство его пришлось по нраву хозяину, он вошел к нему в

доверие и приобщился чародейству; и орки страшились его жестокости.

За ним следовал десяток-другой охранников в черных доспехах, несли

черное знамя с багровым Недреманным Оком. Спешившись в нескольких

шагах от западных вождей, Глашатай Саурона смерил их взглядом одного

за другим и расхохотался.

– Это кто же из вашей шайки достоин говорить со мной? – спросил

он. – Кто способен понимать мои слова? Уж наверно, не ты! – с

презрительной ухмылкой обратился он к Арагорну. – Нацепил эльфийскую

стекляшку, окружил себя сбродом и думает, что он государь! Да у любого

разбойничьего атамана свита почище твоей!

Арагорн ничего не ответил, лишь устремил на него пристальный

взгляд, глаза в глаза, и вскоре, хотя Арагорн стоял неподвижно и не касался

оружия, тот задрожал и попятился, будто на него замахнулись.

– Я герольд и посланец, меня трогать нельзя! – крикнул он.

– Да, это у нас не принято, – сказал Гэндальф. – Но у нас и посланцы

не столь дерзки на язык. Впрочем, тебе никто не угрожал: пока ты герольд

и посланец, можешь нас не бояться. Но если хозяин твой не образумится, тогда тебе несдобровать, как и прочим его холопам.

– Ах, вот как! – сказал Глашатай. – Стало быть, ты у них главный, седая борода? Наслышаны мы о том, как ты бродишь по свету и всюду

строишь козни, ловко уходя от расплаты. Но на этот раз, господин

Гэндальф, ты зарвался – и скоро узнаешь, что бывает с теми, кто

злоумышляет на Великого Саурона. У меня есть трофеи, которые велено

тебе показать – тебе прежде всех, если ты осмелишься подойти.

Он сделал знак охраннику, и тот поднес ему черный сверток. Глашатай