развернул его и, к изумленью и смятению вождей, показал им сперва

короткий меч Сэма, затем серый плащ с эльфийской брошью, наконец,

мифрильную кольчугу Фродо и его изорванную одежду. В глазах у них

потемнело, и казалось, замерло все вокруг: надеяться больше было не на

что. Пин, стоявший за князем Имраилем, рванулся вперед с горестным

криком.

– Спокойно! – сказал Гэндальф, оттянув его на прежнее место, а

Глашатай расхохотался.

– Да у тебя целый выводок этих недомерков! – воскликнул он. – Не

знаю, зачем они тебе нужны, но глупей, чем засылать их в Мордор, ты

придумать ничего не мог. Однако ж спасибо крысенку: ему, как видно, эти

трофеи знакомы. Теперь, может статься, и ты не будешь хитрить.

– Мне хитрить незачем, – отозвался Гэндальф. – Да, мне они тоже

знакомы, я о них знаю все, в отличие от тебя, гнусный подголосок Саурона.

Не знаю только, зачем ты их принес.

– Гномья кольчуга, эльфийский плащ, кинжал с погибшего Запада и

крысеныш-лазутчик из Хоббитании – да, да, нам все известно! Заговор

обреченных – и он раскрыт. Осталось лишь узнать, дорого ли ты ценишь

пойманного лазутчика. Если дорого – то живее шевели своим убогим

умишком. Саурон лазутчиков не любит, и судьба его теперь зависит от вас.

Никто ему не ответил, но он видел их посерелые лица и полные ужаса

глаза и снова захохотал, почуяв, что не ошибся.

– Ну-ну! – сказал он. – Видно, вы его дорого цените. Или ты дал ему

важное поручение? Поручения он не выполнил. И теперь его ждет

нескончаемая, многолетняя пытка – мы хорошо умеем пытать в застенках

Великой Башни: медленно, страшно, мучительно. А может, пытка и

кончится – мы вывернем его наизнанку, покажем тебе, и ты сам увидишь, что наделал. Да, так оно и будет, если ты не примешь условия моего

Властелина.

– Назови условия, – спокойно проговорил Гэндальф, но те, кто стоял

рядом, видели муку в его лице, и он показался им древним, согбенным

старцем, которого наконец сломила судьба. Никто не сомневался, что

любые условия будут приняты.

– Условия таковы, – сказал посланец, с ухмылкой оглядывая их. –

Гондор и его обманутые союзники немедля уведут весь свой жалкий сброд

за Андуин, поклявшись, что впредь никогда не поднимут и не замыслят

поднять оружие против Великого Саурона. Все земли к востоку от Андуина

отныне и во веки веков принадлежат Саурону. Жители правобережья до

Мглистых гор и Врат Ристании станут данниками Мордора и не будут

носить оружия, но править своими делами им не возбраняется. Они

обязуются лишь отстроить Изенгард, преступно разрушенный ими, и

отдать его Саурону. Туда он поставит наместника, достойного доверия

более, нежели Саруман.

Глаза выдавали умысел: он-то и будет наместником и приберет к рукам

все прочие страны Запада. Будущий владыка говорил со своими рабами.

Но Гэндальф сказал:

– Не дорого ли вы просите за жизнь одного слуги? В обмен на нее твой

хозяин хочет без единого боя выиграть добрый десяток войн! Должно быть,

после разгрома на гондорской равнине он предпочитает не воевать, а

торговаться? Но если бы мы и ценили этого пленника так высоко, где залог,

что Саурон, у которого в чести подлость и вероломство, нас не обманет?

Приведите пленника, верните его нам – тогда и поговорим.

Гэндальф следил за ним, затаив дыхание, как за противником в

смертельном поединке, – и ему показалось, что Глашатай на миг

растерялся, но тут же снова презрительно захохотал.

– Как ты смеешь оскорблять недоверием Глашатая Саурона! – крикнул

он. – Залог тебе нужен? Саурон не дает залогов. Вы ищете его милости?

Сперва заслужите ее. Исполняйте его условия, иначе ничего не получите!

– Не получим, так сами возьмем! – Внезапно Гэндальф скинул плащ –

и, казалось, яркий клинок засверкал в полумраке. Он воздел руку, и черный

посланец попятился; Гэндальф, шагнув, отобрал у него кольчугу, плащ и

меч. – Это мы возьмем в память о нашем друге! – объявил он. – А что до

твоих условий, то мы их все отвергаем, убирайся, все сказано, ты больше

не герольд и не посланец. Еще слово – и ты умрешь. Не затем пришли мы

сюда, чтобы попусту перекоряться с лживым выродком Сауроном или с его

презренным холопом. Убирайся!

Посланец Мордора больше не смеялся. Черты его дико исказились: он

был ошеломлен, точно готовый к прыжку зверь, которому вдруг ткнули в