прижался ухом к скале и порадовался, что невидим: вот-вот нагрянут орки.

Так ему, во всяком случае, показалось. А потом он понял, что зря

показалось: просто уж очень громкими были ихние крики из башни,

верхний рог которой торчал прямо над ним, за левой кромкой Ущелины.

Сэм встряхнулся и снова прикинул, что делать дальше. Как-то оно

худо: похоже, орки совсем озверели, наплевали на все приказы и теперь

мучают Фродо, а может, уже и на куски его изрубили. Он снова

прислушался: вдруг забрезжила какая-то надежда. Это уж точно – в башне

дерутся, орки передрались. Шаграт и Горбаг чего-то не поделили. Надежда

была крошечная, но ему и этого хватило. А мало ли, а вдруг? Что там все

остальное, сильнее всего была любовь к Фродо, и он забыл о себе и

воскликнул:

– Господин Фродо, сударь, иду, иду!

И побежал за гребень невозвратной тропой. Она свернула налево,

потом круто вниз. Сэм вошел в Мордор.

Он снял Кольцо, нутром почуяв опасность, но снял всего лишь затем,

чтобы лучше было видно.

– Оглядеться-то надо как следует, – пробормотал он. – Не все же в

тумане блуждать!

Увидел он суровую, истерзанную и скудную страну. Он стоял на

вершине высочайшего гребня Изгарных гор, над крутым откосом и темной

котловиной; по ту сторону котловины тянулся хребет пониже, острые скалы

торчали, как черные зубья, в огневеющем небе. Это был Моргвей,

внутренняя горная ограда. Далеко за нею, за озером тьмы, усеянной

огоньками, светилось багровое зарево и столбами вставал дым, внизу

темно-красный; он сливался поверху в черную тучу, и тяжкий свод нависал

над зачумленным краем.

Сэм глядел на Ородруин, на Огненную гору. Высилась ее

остроконечная пепельная вершина, близ подножия полыхали горнила, и

расселины по склонам извергали бурные потоки магмы: одни струились,

плеща огнем, по протокам к Барад-Дуру, другие, виясь, достигали

каменистой равнины и там застывали подобьями сплющенных драконов,

выползших из-под земли. Багровое озаренье кузни Мордора было

невидимо с запада, из-за Эфель-Дуата, а Сэму оно слепило глаза, и голые

скалы Моргвея были словно окровавлены.

Сэм взглянул налево – и ужаснулся, увидев башню на Кирит-Унголе во

всем ее сокрытом могуществе. Рог над гребнем Изгарных был всего лишь

ее верхним отростком, а с востока в ней было три яруса; и ее бастионы, внизу огромные, кверху все уже и уже, обращены были на северо– и юго-

восток. Кладка была на диво искусная. Нижний ярус и дворик, футов за

двести под ногами Сэма, были обнесены зубчатой стеною с воротами на

широкую дорогу, парапет которой тянулся по самому краю пропасти.

Потом дорога сворачивала на юг и крутыми излучинами уходила во тьму, к

торному пути с Моргульского перевала. Между зубьями Моргвея,

равниною Горгорота путь этот приводил в Барад-Дур. Узенькая тропа, где

стоял Сэм, ступенчатыми сходами спускалась на дорогу под стеною близ

башенных ворот.

Глядя на башню, Сэм как-то вдруг сообразил, что эта твердыня

изначально служила не Мордору, а против Мордора. В самом деле, ее

воздвигли гондорцы для защиты Итилии – давным-давно, когда Последний

Союз победил Саурона, а в Сумрачном Краю еще бродили остатки его

недобитого воинства.

Но как было с Наркостом и Каркостом, башнями-клыками у

Мораннона, так и здесь. Обманув нерадивую охрану, Главарь Кольценосцев

захватил твердыню, и многие века владела ею черная нечисть. Еще нужнее

стала эта башня, когда Саурон возвратился: верных слуг у него почти не

было, а запуганных рабов не след выпускать из Мордора. Если же сюда

попытается тайком проникнуть враг – обойдет Минас-Моргул и ускользнет

от Шелоб, – то его встретит неусыпная стража.

Яснее ясного было Сэму, что никак не проберешься вниз мимо сотен

бдительных глаз, никак не минуешь ворота. И все равно недалеко уйдешь

по дороге, которую стерегут пуще зеницы ока. Как ни прячься в черной

тени от багровых отсветов, от орков не спрячешься, они в темноте видят не

хуже кошек. И это бы ладно – так ведь ему же надо было не удирать и не

прятаться, а соваться в самые ворота.

«Кольцо? Да Кольцо-то, – подумал он с ужасом, – опаснее всякого

врага». Заполыхала вдали треклятая гора, и ноша его так и налилась