Скоро совсем смерклось. Он прошел к дальней садовой калитке:

а вдруг все-таки появится Гэндальф?

В чистом небе разгорались звезды.

– Хорошая будет ночь, – сказал Фродо вслух. – Вот и отлично, идти

одно удовольствие. Засиделись, честное слово. Пойду, а Гэндальф пусть уж

догоняет. – Он повернул к дому и остановился, услышав голоса где-то

рядом – наверно, в Исторбинке. Старый Жихарь и еще кто-то: голос

незнакомый, а мерзкий до тошноты. О чем спрашивает чужак, не разобрать,

слышны только ответы старика Скромби – осторожные и опасливые, чуть

ли не испуганные.

– Нет, господин Торбинс уехал. Нынче утром, и мой Сэм с ним; все

уже вывезли. Да вот так и вывезли – что не продали, то вывезли… А зачем

и почему – не мое это дело… да и не ваше. Известно куда – в Кроличью

Балку, а может, и дальше, это все знают. Да вон – прямая дорога. Нет, сам

не бывал, на кой мне, там народ дурной. Не, передать ничего не возьмусь.

Спокойной ночи!

Мягко сошли шаги с Кручи, и Фродо удивился, почему он так рад, что

сошли, а не взошли. «Видно, я насмерть устал от расспросов и всякого

любопытства, – подумал он. – Ужас какой у нас любопытный народ!»

Он хотел было узнать у папаши Скромби, кто это к нему приставал, но

вдруг раздумал и быстро зашагал к Торбе.

Пин сидел и спал, откинувшись на свой мешок. Сэма не было. Фродо

заглянул в черную дверь.

– Сэм! – позвал он. – Где ты там? Пора!

– Иду, сударь! – откликнулся тот и выскочил откуда-то из глубины,

отирая губы. Он прощался в погребе с пивным бочонком.

Фродо захлопнул и запер круглую дверь, а ключ отдал Сэму.

– Беги давай к себе, – сказал он. – А оттуда напрямик – встретимся у

калитки за лугом. Улицей не пойдем: подсматривают, подслушивают. Ну –

живо!

Сэм умчался во тьму.

– Вот и выходим наконец! – сказал Фродо Пину.

Они вскинули мешки на спину, взяли палки и пошли вдоль западной

стены Торбы.

– Прощайте! – вымолвил Фродо, взглянув на черные слепые окна. Он

помахал рукой, повернулся и (точно так же, как Бильбо, только он об этом

не знал) нырнул в садовые заросли вслед за Пином. Они перепрыгнули

низкую слегу и ушли в поле, всколыхнув темноту и прошелестев высокой

травою.

Они спустились по западному склону к калитке в узенький проулок.

Там остановились, подтянули мешочные лямки – и вскоре заслышали

топоток и пыхтенье Сэма. Свой до отказа набитый мешок он вздел на

самые плечи, а на голову нахлобучил какой-то мятый фетр – якобы шапку.

В темноте он был сущий гном.

– Что потяжелее – это вы, конечно, мне, – сказал Фродо. – Бедняги

улитки и бедные все, кто носит свой дом и свой скарб на спине!

– У меня мешок совсем легкий, сударь. Можно сколько угодно еще, –

объявил Сэм добрым и лживым голосом.

– Нет уж, Сэм! – сказал Пин. – Как-нибудь снесет, сам накладывал –

себе и нам вровень. Он тут у нас малость ожирел: пройдется, авось его

мешок вместе с ним и полегчает.

– Смилуйтесь над старым, немощным хоббитом! – со смехом

взмолился Фродо. – В конце пути меня будет качать, как на ветру. Однако

шутки в сторону. Ты, Сэм, наверняка взвалил на себя сверх всякой меры, вот сделаем привал – разберемся и переложим.

И он взялся за свой посох.

– Ночная прогулка – чего же лучше-то! – сказал он. – Отшагаем мили

три-четыре по свежему воздуху, да и на боковую.

Пошли проулком на запад, а после свернули налево, в поля, и

засеменили гуськом вдоль живых изгородей, мимо межевых рощиц, в тихой

ночной мгле. Плащи у них были темные, шли они невидимками, будто все

трое надели волшебные кольца. Когда три хоббита идут тишком да

молчком – за ними нелегко уследить. Даже осторожные полевые зверюшки

едва замечали бесшумных путников.

Ручей к западу от Норгорда перешли по лавам в одну досточку.

Извилистая черная ручьистая лента с обеих сторон обросла густым

ольшаником: ветки тянулись к воде. Еще миля-другая на юг – и они

перебежали большую дорогу от Брендидуимского моста. Оказались в

Укролье и, свернув на юго-восток, потрусили к Зеленым Холмам. Тропинка

взметнулась в гору, они оглянулись и увидели далеко позади мягкое

мерцанье огней Норгорда, рассеянных по ласковой Ручьевой долине.

Вскоре оно пропало за спусками и подъемами; вот уже и Приречье с его

мутно-серым прудом. Дальний отсвет окон крайнего домика в последний