котловину не проникали, и пока никого не было видно, только все ближе

слышался грохот кованых сапог и топот копыт.

– Живо, Сэм! С моста вниз! – крикнул Фродо. Они перелезли через

перила. По счастью, склоны Моргвея уже подступили к дороге, и зев

пропасти остался позади, но прыгать все равно надо было в темноту,

наудачу.

– Эх, где наша не пропадала, – сказал Сэм. – На всякий случай

прощайте, сударь!

Он прыгнул, Фродо за ним, и тут же над головой у них на мост

ворвались всадники и толпа орков. Но Сэм чуть не расхохотался. Не в

бездну упали они, не на острые невидимые скалы, а футов через

двенадцать с треском врезались в гущу – это надо же! – терновника. И Сэм

лежал тихо-тихо, зализывая расцарапанную руку.

Когда шум погони стих, он осмелился шепнуть:

– Ну, сударь, не знал я, что в Мордоре что-нибудь растет, но уж коли

растет, то это самое оно. Ничего себе колючки, чуть не в два пальца

длиной! Как они меня насквозь не проткнули. Дурак я, что не надел

кольчуги.

– Да от этой оркской кольчуги никакого толку, – отозвался Фродо. –

Они и рубаху пропороли.

Насилу выдрались из зарослей: жесткие, как проволока, кусты

вцеплялись, точно когтями. Плащи их были изорваны в клочья.

– Спускаемся вниз, Сэм, – прошептал Фродо, – к самому дну

котловины, и сразу свернем на север.

За пределами Мордора наступало утро, и над покровом мглы всходило

солнце из-за восточного края Средиземья; но здесь ночная темнота еще

сгустилась. Тлела пригасшая Гора. Прежде обагренные скалы почернели.

Восточный ветер, который дул с той поры, когда хоббиты были еще в

Итилии, теперь улегся. Медленно, с трудом пробирались они на ощупь,

спотыкаясь и падая, по камням, грудам хвороста, сквозь колючие заросли,

все вниз и вниз.

Наконец, выбившись из сил и обливаясь потом, они уселись рядом

возле огромного валуна.

– За кружку воды я бы самому Шаграту лапу пожал, – сказал Сэм.

– Насчет воды лучше помалкивай! – посоветовал Фродо. – Не береди

душу.

Он устало вытянулся и надолго замолчал: дурнота одолевала его.

Потом он, к изумлению своему, обнаружил, что Сэм крепко спит.

– Сэм, ты проснись! – позвал Фродо. – Идти надо! Передохнули – и

будет.

Сэм вскочил на ноги.

– Ой, батюшки! – сказал он. – Вздремнул ненароком. Давненько,

сударь, я толком не спал, вот глаза и слиплись.

Фродо пошел впереди, стараясь держать путь на север среди камней,

загромоздивших сухое русло. Но вскоре он остановился.

– Да нет, Сэм, – сказал он. – Вот как хочешь, не получится. То есть я

это про оркскую кольчугу. Может, в другой раз, а сейчас – нет. Мне и моя-

то, мифрильная, бывала тяжеловата. А эта куда тяжелее. Да и что от нее

проку? Мы ведь не с боем будем пробиваться.

– А без драки-то, может, и не обойдемся, – возразил Сэм. – Ножом в

спину ткнут, стрела невзначай попадет, мало ли. Да и Горлум, коли на то

пошло, где-то рядом ошивается. Не, неохота мне думать, что у вас одна

защита – кожаная рубаха!

– Сэм, дорогой ты мой, – сказал Фродо, – я устал, я с ног падаю, я

совсем уж ни на что не надеюсь. И все равно надо, понимаешь, надо

тащиться к Огненной горе – хоть на брюхе. Хватит с меня Кольца. А это

лишнее, это меня давит. Но ты не подумай, я понимаю, каково тебе было

копаться среди мертвецов, отыскивать ее для меня…

– Да это, сударь, вздор, делов-то! Я вас на спине донесу, было б куда.

Пес с ней, с кольчугой!

Фродо скинул плащ, снял кольчугу, отбросил ее в сторону и поежился.

– Потеплее бы что-нибудь, – сказал он. – То ли холодно стало, то ли я

простудился.

– А возьмите-ка, вы, сударь, мой плащ, – сказал Сэм. – Он скинул

котомку с плеч и вытащил оттуда сверточек. – Честное слово, неплохо

получится! Закутайтесь поплотнее в эту оркскую хламиду, затянитесь

поясом, а сверху вот накиньте. Орк из вас теперь липовый, ну да ладно, зато согреетесь, а пожалуй что оно и безопаснее. Как-никак сама

Владычица руку приложила.

Фродо застегнул брошь.

– Да, гораздо легче стало! – сказал он. – И в ногах силы прибавилось.

Только темень как тисками сжимает. Знаешь, Сэм, в башне я лежал и

вспоминал Брендидуим, Лесной Угол, реку возле мельницы в Норгорде. А

теперь ничего не вспоминается.