со специализацией по языку, разумеется. Впрочем, как уже говорилось,

язык был для него функцией текста, и текста поэтического. (Хроника тоже

воспринималась как поэтический текст.) Он начал писать стихи, сперва как

бы переводы с древнеанглийского, потом – все больше и больше отдаляясь

от подлинника, сам толком не зная куда. Со школьными друзьями из «клуба

четырех» он поддерживал близкие отношения (хотя завелись и новые

друзья) и, конечно, читал им создания своей лингвистической музы. Один

из них спросил его: «Слушай, Рональд, а о чем это?» И Рональд задумчиво

ответил: «Еще не знаю. Надо выяснить». Шел 1914 год.

Все ли переменилось после 4 августа, дня вступления Англии в войну?

Для Толкина – почти ничего: те же аудитории, те же преподаватели, такие

же лекции. Сверстников, правда, сильно поубавилось – в ответ на призыв

лорда Китченера многие тысячи студентов ушли на фронт рядовыми.

Толкин этого не сделал; вместе с двумя друзьями из школьного клуба он

записался в полк Ланкаширских стрелков (третий друг ушел на флот), и к

академическим занятиям прибавились военные учения. Стихов он писал

все больше, и в них стали все отчетливее вырисовываться очертания

сказочно-мифологической страны Валинор, озаренной не солнцем и не

луной, а сиянием двух деревьев. Живут там, кажется… эльфы, и язык у

них… эльфийский. Он перепечатал стихотворения (их набралось десятка

три) и предложил их лондонскому издательству католической ориентации.

Стихи были отвергнуты с холодным негодованием: хорошенькие

развлечения у молодого католика в годину бедствий! И что это еще за

Валинор? Чуть ли не язычеством попахивает…

Их отношения с Эдит возобновились еще в 1913 году; в тот самый

день, как ему исполнился двадцать один год, Рональд сделал ей письменное

предложение. Оказалось, правда, что она тем временем обручилась с

другим, но это недоразумение было улажено, и она согласилась ждать

дальше – уже в качестве невесты перед богом. Этот заключенный на

небесах брак был освящен на земле 22 марта 1916 года, с благословения

отца Моргана. А 4 июня Ланкаширских стрелков отправили во Францию:

готовилось грандиозное наступление на реке Сомме. Младшему офицеру

связи Дж. Р.Р. Толкину предстояло в нем участвовать.

Началось оно 1 июля, и в этот день на пятнадцатимильном участке

фронта легли мертвыми шестьдесят тысяч англичан; таких потерь

британская армия еще не знала. В груде гниющих трупов остался один из

«клуба четырех». Батальон Толкина бросили в огонь 14 июля; Джон

Рональд Руэл оказался среди уцелевших. И вышел невредимым из

дальнейших, столь же бесплодных атак – июльских, августовских,

сентябрьских, октябрьских. Чудес храбрости он не совершал – да в этой

мясорубке и не было места чудесам, – он просто шел или полз под огнем по

грязи и по мертвым телам бок о бок с другими, и солдаты считали его

своим, и это наверняка было для него главное. Много лет спустя он писал

об одном из героев эпопеи «Властелин Колец»: «Мой Сэм Скромби

целиком срисован с тех рядовых войны 14-го года, моих сотоварищей, до

которых мне по человеческому счету было куда как далеко».

Без малого четыре месяца на передовой в разгар самой

кровопролитной из тогдашних бесславных битв, а потом – сыпной тиф,

повальное окопное заболевание. И в такой острой форме, с такими

осложнениями, что почти два года пришлось скитаться по госпиталям; на

фронт он больше не попал. В декабре 1916-го получил он письмо от

школьного друга из «клуба четырех», убитого через несколько дней: «…дай

тебе Бог сказать все и за меня тоже, хоть когда-нибудь, когда меня уже

давно не будет на свете…»

Тут, собственно, конец биографической предыстории и начало

семейной жизни и академической карьеры профессора Толкина – это с

одной стороны, а с другой – тогда-то, на больничной койке, он наконец

понял, что он пишет и что ему надо писать помимо ученых исследований и

наряду с ними. Оказывается, надо глубже и глубже, не жалея трудов,

вчитываться в саги и хроники, эпические песни и предания, в сказки и

легенды и различать за ними, да не за ними, а в них, между строк, облик

некоего связующего сказочно-мифологического целого и затем, с помощью

чутья и воображения, воссоздавать его нынешними словами. Он пишет

«Книгу утраченных сказаний». Для того чтобы – «не смейтесь,