Настал наконец прощальный день; великолепный кортеж отъезжал на

север. Великий Князь Гондора и конунг Мустангрима спустились в

Усыпальни, и из гробниц Рат-Динена вынесли на золотых носилках

конунга Теодена и пронесли его к воротам притихшего города. Носилки

возложили на высокую колесницу, окруженную ристанийскими конниками,

и знамя Ристании реяло впереди. Оруженосец Теодена Мерри ехал на

колеснице, берег доспех конунга.

Всем Хранителям подобрали коней по росту; Фродо и Сэммиум

оказались по правую руку Арагорна, слева был Гэндальф на Светозаре,

Пин – в отряде цитадельных стражников Гондора, а Леголас и Гимли ехали

где случится, вдвоем на своем Ароде.

Были тут и княгиня Арвен, и Келеборн с Галадриэлью, а с ними вся их

эльфийская свита; Элронд с сыновьями, князья Дол-Амрота и владетели

итилийские; много было вельмож и воевод. Никогда еще так не провожали

ристанийцев из Гондора, и с великой свитой отправился Теоден, сын

Тенгела, в дом своих предков.

Неспешно и бестревожно доехали они до Анориэна, до лесистых

склонов Амон-Дина, и нагорье встретило их как бы барабанным гулом,

хотя на глаза никто не показывался. По велению Арагорна затрубили

трубы, и глашатаи объявили:

– Внемлите слову Великого Князя Элессара! Друаданский лес отдается

навечно во владение Ган-бури-Гану и его народу! Отныне без их

позволенья да не ступит сюда ничья нога!

В ответ прогрохотали и стихли барабаны.

На шестнадцатый день пути колесница с останками конунга Теодена,

проехав по зеленым ристанийским полям, достигла Эдораса. Золотой

чертог был пышно разубран и ярко освещен, и такого пиршества, как

поминальное, не бывало здесь от основания дворца. Хоронили Теодена

через три дня, в гробницу его положили в полном доспехе, а при нем его

оружие и множество драгоценной утвари. Над гробницей насыпали

высокий курган и обложили его дерном в белых звездочках цветов-

поминальников. Теперь с восточной стороны Кладбищенской дороги стало

восемь курганов.

И дружинники конунга на белых конях поехали вокруг нового

могильника и завели песнь о Теодене, сыне Тенгела, которую сочинил

менестрель конунга Глеовин; с тех пор он песен больше не сочинял.

Медленное пение словно завораживало тех, кто не знал здешнего наречия,

у ристанийцев же просветлели глаза, им послышался с севера топот и

громовой клич Эорла, разнесшийся над сечей в долине Келебранты.

Воспевались деяния конунгов, и рог Хельма трубил в горах; но потом

надвинулась Великая Тьма, и поднял войско конунг Теоден, и помчался

сквозь мрак в огонь – и погиб, сражаясь, в час, когда поутру нежданное

солнце прорвало затменье и озарило вершину Миндоллуина.

Из черного сумрака он помчался навстречу рассвету

И пел, обнажая яркий, как солнце, меч.

Надежду воспламенил он и с надеждой погиб,

Вознесшись над смертью, над ужасом и над судьбой,

Он утратил бренную жизнь и обрел нетленную славу.

А Мерри стоял у подножия зеленого кургана и плакал; когда же песнь

отзвучала, он горестно воскликнул:

– Конунг Теоден, о, конунг Теоден! О, как ненадолго ты заменил мне

отца! Прощай!

Завершилось погребение, утих женский плач, конунга Теодена

оставили в могиле вкушать вечный покой, и люди снова собрались в

золотом чертоге для великого пиршества и дабы отринуть печаль, ибо

Теоден сполна прожил свой земной срок и умер как герой, не посрамив

царственных предков. Согласно обычаям, настал черед памятной чаши в

честь всех ушедших владык Мустангрима – и тогда выступила вперед

царевна ристанийская Эовин, золотая как солнце и белая словно снег; она

поднесла Эомеру полную до краев чашу.

И встал менестрель, и поднялся научитель преданий: они назвали все

имена мустангримских властителей в достодолжном порядке: Отрок Эорл,

Брего, строитель дворца, Алдор, брат злосчастного Бальдора, Фреа и

Фреавин, Голдвин, Деор и Грам, а тако ж и Хельм, укрывшийся в

Хельмовом ушелье, когда враги заполонили Ристанию; его курган был

последним из девяти на западе. И воспоследовал песенный перечень

конунгов, похороненных с восточной стороны: Фреалаф, племянник

Хельма, Леофа, Вальда, Фолька и Фольквин; Фенгел, Тенгел и сын его

Теоден. Когда же был назван последний, Эомер осушил чашу и повелел

виночерпиям чаши наполнить, и поднялись все, возгласивши: