За дальними морями,

Надеждой вечною гори

Над нашими горами!

О Элберет! Гилтониэль!

Надежды свет далекий!

От наших сумрачных земель

Поклон тебе глубокий!

Ты злую мглу превозмогла

На черном небосклоне

И звезды ясные зажгла

В своей ночной короне.

Гилтониэль! О Элберет!

Сиянье в синем храме!

Мы помним твой предвечный свет

За дальними морями!

И кончилась песня.

– Это же заморские эльфы. Песня про Элберет! – изумился Фродо. –

Редко они забредают к нам в Хоббитанию, их и в Средиземье-то почти что

нет! Очень странно!

Хоббиты сидели неподалеку от дорожки и ждали. Скоро появились

эльфы. Звездным светом мерцали их глаза, в тихом сиянии струились

волосы; серебристая тропа возникала у них под ногами. Прошли они

молча, и только последний эльф обернулся, посмотрел на хоббитов и

рассмеялся.

– Неужели Фродо? – звонко воскликнул он. – Поздновато!

Заблудились, что ли? – Он позвал остальных, и эльфы обступили сидящих.

– Чудеса, да и только! – сказали они. – Трое хоббитов ночью в лесу!

Такого не бывало со времен Бильбо! Что случилось?

– Ничего не случилось, о Дивный Народ, – сказал Фродо, – просто нам

с вами оказалось по пути. Я люблю гулять при звездах и был бы рад

составить вам компанию.

– Вот уж без вас обойдемся, нудный народ хоббиты! – рассмеялись

они. – Откуда вы знаете, что нам по пути – ведь путь наш вам неизвестен!

– А вы откуда знаете, кто я такой? – спросил в ответ Фродо.

– Тут и знать нечего, – отвечали они. – Мы много раз видели тебя с

Бильбо. Это ты нас не видел.

– Куда вы идете и кто ваш предводитель? – спросил Фродо.

– Я, Гаральд, – отвечал эльф, который первым заметил хоббитов. –

Гаральд из колена Славуров. Мы изгнанники, наша родня давным-давно

отплыла, и Море ждет нас. Есть еще, правда, наши в Раздоле. Впрочем, расскажи-ка лучше про себя, Фродо. С тобой ведь что-то неладно?

– О всезнающий народ, – вмешался Пин. – Скажите нам, кто такие

Черные Всадники?

– Черные Всадники? – тихо откликнулись они. – А что вам до Черных

Всадников?

– Ехали за нами двое… или один, может быть, – сказал Пин, – вот как

раз отстал, когда вы явились.

Эльфы ответили не сразу; они посовещались на своем языке, потом

Гаральд обернулся к хоббитам.

– Мы пока подождем об этом говорить, – сказал он. – А вы и правда

идите-ка с нами. У нас это не в обычае, но уж ладно, идите. С нами и

переночуете.

– Дивный, дивный народ! Я и надеяться не смел! – сказал Пин, а Сэм,

тот просто онемел от радости.

– Спасибо тебе, о Гаральд из колена Славуров, – сказал Фродо и

поклонился. – Элен сейла люменн оменнтиэльво – звезда осияла нашу

встречу, – прибавил он на древнеэльфийском языке.

– Ого, друзья! – смеясь, предостерег своих Гаральд. – Вслух не

секретничайте: с нами знаток Древнего Наречия. Бильбо-то оказался

прекрасным учителем! Привет тебе, о друг эльфов! – сказал он,

поклонившись Фродо. – Мы рады, что нам по пути. Пойдем, но иди в

середине, чтобы не отстать и не заблудиться: впереди долгая дорога.

– Долгая? А вы куда? – снова спросил Фродо.

– В самую глушь за Лесным Чертогом. Идти далеко, но там отдохнешь,

и завтрашний путь твой станет короче.

Шли они молча и мелькали, как тени, ибо эльфы ходят еще бесшумнее

хоббитов. Пин стал было задремывать и спотыкаться, но рядом шел эльф, держал его под руку и не давал упасть. А Сэм шагал рядом с Фродо и шел

как во сне – страшноватом, но восхитительном.

Лес по обе стороны густел и густел: смыкающиеся деревья были

моложе, а стволы у них – толще; потом тропа углубилась в лощину, справа

и слева нависли заросли орешника. Наконец эльфы свернули в самую чащу,

где вдруг словно чудом открылась узкая зеленая просека; теснее и теснее

смыкались высокие стены деревьев – но вдруг расступились, и впереди

простерся ровный луг, матово-серый в ночном свете. С трех сторон

окружал его лес; а с востока он обрывался крутым склоном, и могучие

древесные кроны вздымались к ногам откуда-то снизу.

Эльфы уселись на траве и завели негромкий разговор между собой;

хоббитов они словно бы перестали замечать. А те дремали, укутавшись в

плащи и одеяла. Ночь надвинулась; дальние деревенские огоньки в долине

погасли. Пин крепко уснул, улегшись щекой на кочку.