– Принимать гостей без разрешения, кушать сверх пайка и тому, в

общем, подобное.

– Ничего не понимаю, – удивился Мерри. – Недород, что ли, у нас?

Странно, такое было чудесное лето, да и весна…

– Да нет, на погоду не жалуемся, – сказал Хоб. – И урожай собрали

хороший, а потом все как в воду кануло. Тут, надо думать, «учетчики» и

«раздатчики» постарались: шныряли, обмеряли, взвешивали и куда-то для

пущей сохранности увозили. Учета было много, а раздачи, можно сказать,

никакой.

– Ой, да ну вас! – сказал Пин, зевая. – Хватит мне голову на ночь глядя

морочить. Обойдемся без ваших пайков, своими припасами. Было бы где

прилечь – в сарае так в сарае, и не такое видывали.

Хоббиты-караульщики мешкали и переминались: видно, страшновато

им было нарушать распоряжения, да разве поспоришь с такими

настойчивыми гостями? Вдобавок у всех у них длинные ножики, а двое –

здоровяки невиданные. Фродо велел запереть ворота – на всякий случай, а

вдруг из-за реки нагрянут бандиты. Затем все четверо пошли в хоббитскую

караульню устраиваться на ночь. Нижнее, общее помещение было голо и

убого, с жалким очажком, где и огонь-то как следует не разведешь. В

верхних комнатках ровными двухъярусными рядами стояли узкие жесткие

койки; на всех стенах – запреты и предписания, которые Пин тут же

посрывал. Пива не было и в помине, пайки скудные на удивление, но гости

щедро поделились с хозяевами содержимым своих котомок, так что ужин

вышел отменный, а Пин нарушил Правило № 4 и извел все завтрашнее

дровяное довольствие.

– Ну, теперь, может, покурим, а вы толком расскажете нам, что у вас

делается? – предложил он.

– Трубочного зелья нам не положено, – сказал Хоб. – Большим

Начальникам самим не хватает. Запасы, говорят, кончились, на складах

пусто. Слышно было, его целыми обозами вывозили куда-то из Южного

удела через Сарнский Брод, это еще прошлой осенью, вы как раз тогда

уехали. Да, правду сказать, и раньше по-тихому сплавляли. Ведь у Лотто в

Южном уделе…

– Придержи язык, Колоток! – наперебой загалдели его сотоварищи. –

Сам знаешь, что бывает за такие разговоры. Дойдет до Генералиссимуса – и

всем нам несдобровать.

– Как до него дойдет, если не через вас же? – огрызнулся Хоб.

– Ладно, ладно! – сказал Сэм. – Поболтали, и будет, я уже наслушался.

Встречают с дрекольем, ни тебе пива, ни курева, одни предписания да

оркские разговорчики. Я-то надеялся отдохнуть в родных местах, но с

вами, как погляжу, канители не оберешься. Пойдем хоть отоспимся с

дороги!

Генералиссимус и вправду прознал о них быстро. От моста до Торбы-

на-Круче было добрых сорок миль, но кто-то успел живенько обернуться, и

Фродо с друзьями в этом скоро убедились.

Они собирались было сперва отправиться в Кроличью Балку и пожить

там с неделю в свое удовольствие, но после теплой встречи на мосту и

ночевки в караульне решили ехать напрямик в Норгорд. Наутро они

выехали на большую дорогу и пустили лошадок рысью. Ветер улегся,

серело беспросветное небо, кругом царило унылое затишье: ну что ж,

первое ноября, поздняя осень. Но почему-то отовсюду несло гарью, ползли

дымы, и огромное мутное облако висело над Лесным Углом.

Под вечер вдали показались Лягушатники, придорожное село за

двадцать две мили от моста. Там они думали переночевать в славном

трактире «Плавучее бревно», однако въезд в село преграждал шлагбаум, а к

нему был прибит фанерный щит с надписью: Проезда нет. За шлагбаумом

сгрудились десятка три ширрифов с жердями в руках и с перьями на

шляпах. Глядели они сурово и испуганно.

– В чем дело? – спросил Фродо, сдерживая смех.

– Дело в том, господин Торбинс, – объявил предводитель ширрифов, у

которого из шляпы торчали два пера, – что вы арестованы за

Проникновение в Ворота, Срывание Предписаний, Нападение на Сторожа,

Самовольный и Злонамеренный Ночлег в казенном здании и Угощение

Караульных с целью подкупа оных.

– А еще за что? – осведомился Фродо.

– Для начала и этого хватит, – отрезал предводитель.

– Почему ж, я на всякий случай добавлю, – сказал Сэм. – За Обругание

Генералиссимуса последними словами, за Намерение съездить ему по

прыщавой роже и Называние вас, ширрифов, шутами гороховыми.

–

Сударь,

сударь,

одумайтесь.

Согласно

личному

приказу