их, бедняг, держат там впроголодь. Принимать и кормить гостей, конечно, настрого запрещено, да что мне их Предписанья! Я бы и поселил его у

себя, только ведь наверняка отыскали бы, и тогда нам обоим один путь – в

Исправноры.

– От души вам спасибо, господин Кроттон, по гроб у вас в долгу, –

сказал Сэм. – Тем более надо за ним съездить, а то этот Вождь на пару с

Шаркичем еще до утра, пожалуй, что-нибудь вытворят.

– Будь по-твоему, Сэм, – сказал Кроттон. – Возьми с собой паренька-

другого, езжайте и привезите его ко мне домой. Только в объезд старого

Норгорда-на-Озере. Да вот мой Джолли тебя проводит.

* * *

Сэм уехал. Мерри выставил дозоры вокруг села и ночные караулы к

шлагбаумам. Потом они с Фродо отправились к фермеру Кроттону; сидели

со всей его семьей в теплой кухне, отвечали на учтивые расспросы о своих

странствиях. Впрочем, расспрашивали не очень и слушали вполуха – еще

бы, ведь куда важнее были дела хоббитанские.

– Начал все это паскудство Чирей – такое уж у него прозвище, –

приступил фермер Кроттон, – и началось это, уж извините, господин

Фродо, когда вы уехали гулять по чужим краям. Чирей вроде как в уме

повредился: ему, видно, хотелось прибрать все на свете к рукам и стать

самым-самым главным. Глядь – а он уже нахапал выше головы и подряд

скупает мельницы, пивоварни, трактиры, фермы и плантации трубочного

зелья; откуда только деньжищи берутся? Пескунсову-то мельницу, к слову,

он откупил еще прежде, чем вы ему Торбу по дешевке продали.

Конечно, начал он не на пустом месте: папаша оставил ему большие

земли в Южном уделе, и он, видать, расторговался трубочным зельем, год

или два уже втихомолку сбывал на сторону лучшие сорта. А к концу

прошлого года – что там зелье! – целые обозы со всякой всячиной в

открытую потянулись на юг. Тут зима подошла, то да се, а мы знай себе

ушами хлопаем: куда все подевалось? Потом народ малость осерчал, только

ему-то хоть бы что: понаехали здоровущие повозки, а в них – Громадины,

все больше бандитские рожи. Едут и едут; одни погрузятся – и обратно, другие остаются. Мы проморгаться не успели, смотрим – ан они уж везде,

по всей Хоббитании рубят деревья, копают ямины, строят дома не то сараи;

где хотят, там и строят. Поначалу Чирей так-сяк возмещал урон и убытки, а

потом и думать забыл, куда! Их вся власть, отдавай да помалкивай, а

пикнешь – последнее отберут.

Кой-какой шумок все же случился. Голова наш, старина Вил, пошел в

Торбу заявить протест, да не добрался он до Торбы. Охранцы перехватили

его по дороге и доставили в землеройские Исправноры, – верно, и сейчас

он там сидит. Так что вскорости после Нового года головы у нас не стало, и

Чирей велел называть себя Генеральным Ширрифом, а потом и просто

Генералиссимусом.

И давай начальствовать; если же кто, говоря по-ихнему, «проявлял

враждебность», тот живо оказывался, где и Вил Тополап. Словом, дальше –

хуже. Курева никакого, только для Больших Начальников; пива

Генералиссимус не велит пить никому, одни начальники его пьют, а

трактиры все позакрывались; в закромах шаром покати, зато Предписаний

навалом. Припрятал что-нибудь – твое счастье, да и то как сказать: бандиты

через день приходят с обыском и забирают все подчистую «в целях

разверстки» – это значит, чтобы им все, а нам ничего. Оставляют, правда, свалку отбросов у ширрифских участков: ешь, мол, на здоровье, авось не

вытошнит. Но уж когда явился Шаркич – тут хоть ложись и помирай.

– Что еще за Шаркич? – спросил Мерри. – Нам этим Шаркичем грозил

один бандит.

– Он, видно, из них, бандитов, наиглавнейший, – отвечал Кроттон. –

Мы как раз отработались – ну, к концу сентября, – тут о нем слухи и

поползи. Никто его в глаза не видел, знаем только, что живет он в Торбе-на-

Круче и что он теперь главнее Генералиссимуса. Охранцы у него под рукой

ходят, а он им: круши, жги, ломай! Теперь и убивать тоже велит. Вот уж, как говорится, хоть бы дурного толку – нет, и того незаметно, все без толку.

Рубят деревья, чтоб срубить, жгут дома, абы сжечь, – и ничего, ну совсем

ничего не строят.

Про Пескунса послушайте. Чирей как перебрался в Торбу, так сразу

снес его мельницу. И пригнал толпу чумазых Громадин: они, дескать,

построят новую, огромную, и колес там будет невпроворот, и все