нибудь застряли, к ужину не поспеете. Да тут еще туман поднялся. Ну, я и

поехал осматривать овраги, а то ведь свалитесь – кто вас вызволит? И вот

бывает же – разминулись. А вы-то где их нашли, господин Бирюк? На

плаву в утином пруду?

– Да они просто шли не путем, – объяснил тот. – Я чуть было на них

собак не спустил; погодите, сами вам расскажут. А теперь, значит,

извините, господин Мерри, господин Фродо и прочие, мне домой надо.

Жена ведь, сами понимаете, а ночь-то вон какая темная.

Он подал повозку назад и развернул ее.

– Всем, стало быть, доброй ночи, – сказал он. – Надо же, денек

выдался, рассказать – не поверят. Ладно, все хорошо, что хорошо

кончается, – вам-то еще, конечно, добираться… да и мне тоже; ну,

поглядим.

Он зажег фонари и выпрямился во весь рост. А потом вдруг достал

огромную корзину из-под сиденья.

– Чуть не забыл, – добавил он. – Тут вот от жены кое-что, может, пригодится – с особым приветом господину Торбинсу!

Они проводили глазами тусклые фонари, быстро канувшие в глухую

ночь. Неожиданно Фродо рассмеялся: он учуял из плотно закрытой

корзины сытный запах жареных грибов.

Глава V

Раскрытый заговор

– Что ж, поторопимся и мы, – сказал Мерри. – Я уж вижу, вам шутить

некогда, на месте поговорим.

И хоббиты припустились вниз прямой дорогой – ровной, накатанной,

обложенной большими белеными камнями. Сотня-другая шагов, и они

вышли к реке, на широкую пристань, возле которой покачивался грузный

бревенчатый паром. Причальные сваи светлели под двумя высокими

фонарями. На берег наползала белесая мгла; но вода впереди была черная,

только в камышах – молочные завитки тумана. За рекой туман редел.

Мерри провел пони по паромным мосткам, следом сошли остальные

путники. Он неторопливо оттолкнулся длинным шестом, и между паромом

и пристанью поплыли мощные, медленные струи Брендидуима. Восточный

берег был крут; от причала мерцающей цепочкой фонарей отходила

извилистая дорожка; на Косой Горе перемигивались в тумане красные и

желтые огоньки: окна Хоромин-у-Брендидуима, древней усадьбы

Брендизайков.

Давным-давно Горемык Побегайк, глава стариннейшего в Болотище, а

то и во всей Хоббитании семейства, переплыл реку, которая поначалу была

хоббитанской восточной границей. Он выстроил (и вырыл) Хоромины и

стал из Побегайка Брендизайком, правителем почти что независимого края.

Семейство его плодилось и множилось, правил он долго-долго, постройки

первоначального поместья со временем заняли все склоны Горы, и стало у

Хоромин три роскошных подъезда, много других дверей и около сотни

окон. Брендизайки и их многочисленные родичи принялись сначала рыть, а

потом и строить, и застроили всю округу. Закладкой Хоромин началась

история Забрендии, густо населенной и почти независимой области

Хоббитании, полоски земель между рекой и Вековечным Лесом. Главное

здешнее селение, сгрудившееся на всхолмье за Хороминами, именовалось

Зайгордом.

Жители Болотища подружились с Брендизайками, и власть Управителя

Хоромин (так именовался глава семейства) признавали все до одного

хуторяне от Заводей до Камышовника. Однако в доброй старой Хоббитании

жители Заячьих Холмов слыли чудаками, если не чужаками. Хотя, если

рассудить здраво, они мало в чем отличались от хоббитов из четырех

уделов. Разве что в одном: любили плавать на лодках, а некоторые даже и

без лодок.

С востока никакого заслона поначалу не было, но потом Брендизайки

поставили высокую изгородь и назвали ее Отпорной Городьбою. Она была

поставлена давным-давно и с тех пор ушла ввысь и разрослась вширь: ее

подправляли из года в год. Лукою выгибалась она от Брендидуимского

моста до самого устья Ветлянки – миль двадцать с лишком. Защищать-то

защищала, но, к сожалению, не очень. Лес так и норовил подобраться к

Городьбе, и в Забрендии запирали на ночь входные двери, чему в

Хоббитании даже верить не хотели.

Паром тихо подплывал к чужому берегу. Переправа была в новинку

только Сэму, и ему казалось, что речные струи отделяют его от былой

жизни, оставшейся в тумане: впереди зияла черная неизвестность. Он

почесал в затылке и подумал: «Вот ведь неймется-то! Жили бы да жили!»

Хоббиты спрыгнули с парома. Мерри зачаливал, а Пин уже вел пони

по дорожке. Сэм в последний раз оглянулся на Хоббитанию и сиплым

шепотом вымолвил: