прибранном покое погасили огни, осталась лишь одна лампада да четыре

свечи на каминной доске, по паре с каждого края. И со свечою в руках

возникла перед ними Золотинка: каждому из них пожелала она покойной

ночи и приятного сна.

– Отдохните до утра! – сказала она. – Лесных гулов и ночных шорохов

не бойтесь! Двери наши овевает ветер с холма, а в окна проникает лишь

лунный и звездный свет. Доброй ночи!

И ушла, шелестя и мерцая, точно прожурчал в ночной тиши ручеек по

прохладным камушкам.

Том сидел рядом с ними и молчал, а они набирались храбрости

спросить хоть о чем-нибудь из того, о чем хотели спросить за ужином.

Глаза у них слипались. Наконец Фродо проговорил:

– Ты меня услышал, хозяин, или просто случайно проходил мимо?

Том словно очнулся от приятного сновидения.

– Что? На помощь? Нет, не слышал, я ведь песни распевал и

тропинкою речною к дому своему шагал… ну а в общем стороною про тебя

и раньше знал: знал, что хоббиты-зайчата в лес попали не случайно, да и

все тропинки тайно нынче сходятся к Ветлянке – Старый Вяз сюда их

тянет, чтобы путников губить… Так, а мне чего ж хотелось… на лесной

тропинке?..

Он снова закивал: его клонила дремота, но он продолжал, теперь уже

напевно:

У меня там было дело – собирать кувшинки,

Чтоб потом преподнести их милой Золотинке;

Я всегда так делаю перед первым снегом,

Чтоб они цвели у ней до начала лета —

Собираю на лугу в чистом светлом озере,

Чтоб ладони холодов их не заморозили.

Я у этих берегов – давнею порою —

И жену свою нашел – раннею весною:

В камышах она звенела песней серебристой,

А над нею распевал ветерок росистый.

Он открыл глаза, и взгляд его блеснул синевой.

Так что видите, друзья, я теперь не скоро

У Ветлянки окажусь – может, лишь весною, —

Да и с Вязом повидаюсь под конец распутицы,

В дни, когда на нем листва весело распустится

И когда моя жена в золотистом танце

На реку отправится, чтобы искупаться.

Том опять приумолк; но Фродо уж не мог удержаться и задал свой

самый главный вопрос.

– Расскажи нам, хозяин, – попросил он, – про этот страшный Старый

Вяз. Кто он такой? Я раньше о нем никогда не слышал.

– Нет, не надо! – в один голос вскрикнули Мерри и Пин,

выпрямившись в креслах. – Сейчас не надо! Лучше утром!

– Верно! – согласился Том. – Верно, лучше отдыхайте, ночь не для

таких рассказов! Спите бестревожно, зайцы, и не бойтесь старых вязов! Да

и шорохов ночных тоже не пугайтесь!

С этими словами он задул лампаду и, взявши в руки по свече,

проводил их в спальню.

Тюфяки и подушки были мягче мягкого; хоббиты задернули пологи,

укутались в белые шерстяные одеяла и мгновенно уснули.

Тяжелый сон отуманил Фродо. Ему грезилось, будто встает молодая

луна и в ее бледном свете перед ним возникает мрачная высокая скала, прорезанная аркой. Потом его словно подняли ввысь, и он увидел не скалу,

а скопище скал: темная равнина, зубчатая ограда, черная башня, а на ней

кто-то стоит. Юная луна светила несмело: видна была только темная-

темная башня да светлая фигурка наверху. Понизу ярились дикие голоса и

злобно рычали волки. Из-за луны вдруг выплыла размашистая тень; тот, наверху, вскинул руки, и ослепительным лучом ударило из его посоха.

Плеснули орлиные крылья, а внизу завыли, заклацали клыками волки.

Ветер донес яростный стук копыт – с востока, с востока, с востока.

«Черные Всадники!» – понял Фродо и проснулся в холодном поту;

быстрыми молоточками стучала у него в висках кровь. «Неужели же, –

подумал он, – я наберусь храбрости покинуть эти стены?» Он лежал затаив

дыхание, но теперь все было тихо. Наконец он свернулся калачиком и

погрузился в сон без сновидений.

А рядом с ним сладко спал Пин; но сон его вдруг обернулся удушьем,

он заворочался и застонал. И разом проснулся или будто бы проснулся, слыша в темноте странные звуки из сна: «пыт-пыт», «ы-ыхх-хы-хы» – и, будто кто-то потирает ветви друг о друга, карябает по стене и стеклам

деревянными когтями: «скырлы, скырлы, скырлы». Он спросонья подумал,

не вязы ли возле дома; и страшнее смерти оказалось, что он ни в каком не в

доме, а в дупле Старого Вяза и над ним раздается жуткое, скрипучее

старческое хихиканье. Он сел в постели, оперся на мягкие, ласковые

подушки и облегченно откинулся на них. Тихим эхом прозвучали у него в