Смертных, войны, стоны над могилами… Впрочем, это все вчера – смерти

и умертвия, ужас Тьмы и Черный Мрак… А сегодня смерклось только там,

вдали, за Мглистым, над горой Огнистою.

Словно черная волна хлестнула в окна, хоббиты вздрогнули,

обернулись – но в дверях уже стояла Золотинка, подняв яркую свечу и

заслоняя ее рукой от сквозняка, и рука светилась, как перламутровая

раковина.

– Кончился дождь, – сказала она, – и свежие струи бегут с холмов под

звездными лучами. Будем же смеяться и радоваться!

– Радоваться, есть и пить, – весело подхватил Том, – повесть горло

сушит. Том с утра проговорил, а зайчишки слушали. Приустали? Стало

быть, собираем ужин!

Он живо подскочил к камину за свечой, зажег ее от пламени свечи

Золотинки, протанцевал вокруг стола, мигом исчез в дверях, мигом

вернулся с огромным, заставленным снедью подносом и принялся вместе с

Золотинкой накрывать на стол. Хоббиты сидели, робко восхищаясь и робко

посмеиваясь: так дивно прелестна была Золотинка и так смешно прыгал

Том. А все же казалось, что у них общий танец: друг с другом, у стола, за

дверь и назад, – вскоре большущий стол был весь в свечах и яствах. Желто-

белым сияньем лучились настенные светильники. Том поклонился гостям.

– Время ужинать, – сказала Золотинка, и хоббиты заметили, что она в

нежно-серебристом платье с белым поясом. А Том был светло-синий,

незабудочный, только гетры зеленые.

Ужин оказался еще обильнее вчерашнего. Хоббиты, заслушавшись

Тома, даже забыли о еде и теперь наверстывали свое, будто проголодали

неделю.

Они не отвлекались на песни и разговоры: уж очень вкусно угощали.

Еды и питья было вдосталь – наелись, напились, и голоса их зазвенели

радостным смехом.

А Золотинка спела им немало песен, веселых и тихих: они услышали,

как струятся реки и колышутся озера – большие, светлые, – увидели в них

отражение неба и звездную рябь. Потом она пожелала им доброй ночи и

оставила их у камина. Но Том словно очнулся от дремоты – и начал

расспрашивать.

Удивительно – он знал про них почти все и даже помнил их предков, знал, что делалось в Хоббитании с Начальной поры, от которой до живых

хоббитов ничего не дошло. Вскоре они перестали удивляться… только все

же было странно, что чаще других Том поминал того же Бирюка, а они-то!

– Руки у Бирюка – чуткие к земле, он работает жарко, а глядит в оба

глаза. Он обеими ногами стоит на земле и хоть шагает валко, не оступился

еще ни разу, – так поняли Тома хоббиты.

Том, наверно, и с эльфами водил знакомство: не Гаральд ли рассказал

ему последние вести о Фродо?

Знал он так много и так хитро выспрашивал, что Фродо, сам не

заметив, рассказал ему про Бильбо, про свои надежды и страхи едва ли не

больше, чем самому Гэндальфу. А Том лишь безмолвно покивал головою;

но, когда он услышал о Черных Всадниках, глаза его хитро блеснули.

– Покажи мне вашу «прелесть»! – велел он, прерывая беседу; и Фродо,

к собственному изумлению, вдруг спокойно отстегнул Кольцо и протянул

его Тому.

Оно словно бы сплющилось, а потом расплылось на его смуглой

ладони. Том со смехом поглядел сквозь Кольцо.

Странный вид представился хоббитам, тревожный и смешной: ярко-

синий глаз в золотом ободке. Том надел Кольцо на мизинец и поднес его к

свече. Поднес и поднес; но вдруг они ошарашенно ахнули. Как же это –

Том не исчез!

А Том рассмеялся и подкинул Кольцо к потолку: оно исчезло со

злобным свистом.

Фродо растерянно вскрикнул – а Том с улыбкой наклонился к нему

через стол и вручил откуда-то взявшееся Кольцо.

Фродо осмотрел Кольцо, сурово и подозрительно, словно одолжил его

какому-то фокуснику.

Оно было все такое же тяжелое – Фродо всегда удивлялся, как оно

оттягивает карман. Но ему стало обидно, что Тому Кольцо – нипочем, а

Гэндальф небось не зря считал, что оно ужасно важное. Он немного

переждал и, когда Том рассказывал, какие хитрые бывают барсуки,

потихоньку надел Кольцо на палец.

Мерри зачем-то повернулся к нему и еле подавил испуганное

восклицание – где? как? Фродо обрадовался: все в порядке, Кольцо – то

самое, недаром небось Мерри изумленно пялится на его стул. Он вскочил и

бесшумно пробрался к двери.

– Как тебя, Фродо, что ль? – окликнул его Том, сверкнув ясными,

спокойными, всевидящими глазами. – Брось озорничать-то! Ишь ведь –