игрушечный (совсем как настоящий) домик. В домике он пьет чай из

кукольной посуды на игрушечном столике, а потом – с девочки, может, и

этого бы хватило, но сказки рассказывались мальчикам – говорится: «И

отправился зайка путешествовать». Остается ли он в своем странствии

зайкой? А смотря какое странствие, смотря какая сказка. Ни басен, ни

сатир, ни апологов, ни физиологических саг детям обычно не

рассказывают; если же начинаются «страшные опасности и ужасные

приключения», которых жаждал типичный ребенок Буратино, то заяц-

герой, выступая в несвойственных зайцу как таковому ролях и совершая

нехарактерные для длинноухого (или шерстолапого) поступки, по мере

надобности преображается. Заяц-то он, может, и заяц, но какой-то такой

заяц… Ну как у Булгакова Мастер говорит Бегемоту: «Мне кажется, вы не

очень-то кот». Даже и ходит он все больше на задних лапах, хотя в человека

и не превращается, в отличие от буратино (т. е. марионетки) Пиноккио, который у Коллоди только к этому и стремится.

Если читатель знаком с опубликованной в 1937 году (и переведенной

на русский язык в 1976-м) книгой Толкина «Хоббит», то он, вероятно, уже

уловил аналогию с ее героем, хоббитом по имени Бильбо, не по-сказочному

– а если иметь в виду домашнюю импровизированную сказку, то как раз

по-сказочному – наделенным фамилией. В начале этой книги он еще почти

совсем игрушечный; и когда он описывается «с заячьей стороны» (сколько

ни отнекивайся Толкин, а «хоббит» все-таки сращение двух слов: homo

[ лат. ], «человек», + (ra)bbit [ англ. ], «кролик»), то за этим явно виден папа-

рассказчик, вертящий в руках плюшевого зверька. Жил себе и жил наш

Бильбо, господин Торбинс, в своей уютной норке – а там все было как

надо, и вот видишь, домик, только окна у них там не такие, круглые у них

окна, и столик, и камин, и сервиз… Жил себе и жил, чаи распивал. Но

однажды утром проходил мимо (под руку подвертывается, скажем, Дед-

Мороз)… один волшебник с длинной бородой. И пошло-поехало. Гномы

нагрянули! Дым коромыслом! И отправился Бильбо в путешествие.

Куда его было отправлять в путешествие? Да, разумеется, в ту страну

(папа увлекся и принялся вместе с сыновьями рисовать карты, похожие на

давным-давно нарисованные) – по такой стране, которая называется…

Средиземье. Да как бы она ни называлась, но чего только там нет! (Выше

мы уже объясняли, чего только нет в сказочных краях. Кроме хоббитов, все

есть. А теперь будут и хоббиты.) Толкин примеряется к сказке, насквозь

пронизанной обращенной к детям интонацией, и персонажи мира

«Сильмариллиона» одомашниваются: эльфы уже не эпические витязи с

проклятьем на челе, а шустрые резвунчики; тролли – болваны людоеды,

которых сам бог велит обвести вокруг пальца; даже орки-гоблины и те не

злодеи, а скорее злыдни. А уж Гэндальф – сущий Санта Клаус! Что ж, правильно, так и надо, детская сказка диктует свои законы, и далеко не

сразу обнаруживается, что одно другому на самом-то деле не противоречит,

что это просто разные ракурсы изображения. Но все же обнаруживается; и почти неожиданно для читателя вольное странствие Бильбо Торбинса

превращается чуть ли не в боевой маршрут. И что-то за этим стоит – или

движется. И Гэндальф вовсе не Дед-Мороз, и вообще…

И вообще, игрушечные декорации врастают в землю (они только

казались игрушечными), приключения становятся событиями, и гул их

разносится далеко за пределами сказки – какое-то колечко подвернулось

где-то там господину Бильбо Торбинсу: ох, не к добру это колечко! – и

меняется масштаб, а с ним и роли персонажей. Бывший заяц Бильбо к

концу «Хоббита» вовсе не таков, каким отправился в путешествие, но это

бы еще ладно, он-то, грабитель-хоббит, сокращенно – грахоббит, не

особенно изменился – изменился игрушечный мир, бесповоротно ставший

Средиземьем. Вот, значит, где странствовал Бильбо, но тогда… но тогда

надо, чтобы явилось Средиземье! И надо не выдумывать, а выяснять – с

этим Толкин давно согласен. Но как же его вытянуть, это Средиземье? За

что схватиться? Уж не за то ли колечко, которое Бильбо случайно… Да, вот

именно, за него! Ведь не зря грахоббит довольно-таки нахально и

неожиданно для себя его присвоил.

Волшебный мир, по которому странствовал господин Торбинс, вовсе