вашу голову, господин Тор… простите, сударь, Накручинс, – прибавил он с

ухмылкой.

– В темноте поначалу не отличат! – рассмеялся Пин. – Ну а когда

разберутся?

– Там видно будет, – сказал Бродяжник. – Может, до утра как-нибудь

продержимся.

Они составили заплечные мешки на полу, придвинули кресло к

запертой двери и затворили окно. Затворял Фродо – и глянул мельком на

ясные звезды. За темными склонами Пригорья ярко сиял Серп: так хоббиты

называют Большую Медведицу. Он вздохнул, закрыл тяжелые внутренние

ставни и задернул занавеси. Бродяжник разжег в камине большое пламя и

задул свечи.

Хоббиты улеглись на полу, ногами к огню, а Бродяжник уселся в

кресле у дверей. Почти не разговаривали; один Мерри приставал с

расспросами.

– «Корова вдруг взвилась»! – хихикнул он, заворачиваясь в одеяло. –

Ну, Фродо, ты уж если что выкинешь, так держись! Эх, меня там не было!

Ничего, зато местные будут лет сто поминать твою шутку.

– Это будь уверен, – сказал Бродяжник.

Затем все примолкли, и хоббиты уснули один за другим.

Глава XI

Клинок в ночи

Пока они готовились ко сну в пригорянском трактире, над Забрендией

стояла недобрая ночь: туман вперемешку с мраком. Глухо было в

Кроличьей Балке. Толстик Боббер приоткрыл дверь и осторожно высунул

нос. Весь день ему было как-то страшновато, а под вечер он даже и лечь не

решился. В недвижном воздухе таилась смутная угроза. Он всмотрелся в

туманную тьму и увидел, что калитка сама собой беззвучно растворилась –

а потом бесшумно закрылась. Ему стало страшно, как никогда в жизни. Он,

дрожа, отпрянул и отчаянным усилием стряхнул с себя тяжелое

оцепенение. Потом захлопнул дверь и задвинул все засовы.

Ночь становилась все темнее. Послышался глухой перестук копыт:

лугом подводили лошадей. У ворот перестук стих, и темноту продырявили

три черных пятна: одно приблизилось к двери, два других стерегли углы

дома. Пятна притаились, и тишь стала еще глуше; а ночи не было конца.

Деревья у дома словно замерли в немом ожидании.

Но ветерок пробежал по листьям, и где-то крикнул первый петух.

Жуткий предрассветный час миновал. Пятно у двери шевельнулось. В

беззвездной и безлунной мгле блеснул обнаженный клинок. Мягкий, но

тяжелый удар сотряс дверь.

– Отворить, именем Мордора! – приказал злобный, призрачный голос.

От второго удара дверь подалась и рухнула – вместе с цепями, крюками и

запорами. Черные пятна втянулись внутрь.

И тут, где-то в ближней рощице, гулко запел рожок. Он прорезал ночь,

словно молния:

ВСТАВАЙ! НАПАСТЬ! ПОЖАР! ВРАГИ!

Толстик Боббер дома не сидел. Увидев, как черные пятна ползут к

дверям, он понял, что ему или бежать, или погибать. И побежал – черным

ходом, через сад, полями. Пробежал едва ли не лигу до ближнего дома и

упал на крыльце.

– Нет, нет, нет! – стонал он. – Я ни при чем! У меня его нету!

Про что он бормочет, не разобрались, но поняли главное: в Забрендии

враги, нашествие из Вековечного Леса. И грянул призыв:

НАПАСТЬ! ПОЖАР! ВРАГИ! ГОРИМ!

Брендизайки трубили в старинный рог, трубили сигнал, не звучавший

уже добрую сотню лет, с тех пор как в свирепую зиму по льду замерзшей

реки пришли с севера белые волки.

ВСТАВАЙ! ВРАГИ!

Откуда-то слышался отзыв: тревога по всей форме. Черные пятна

выползли из дома. На ступеньки упал продырявленной хоббитский плащ.

Лугом стук копыт притих, потом ударил галоп, удаляясь во мглу. Повсюду

звучали рожки, перекликались голоса, бегали хоббиты. Но Черные

Всадники вихрем неслись к северу. Пусть себе галдит мелкий народец! В

свое время Саурон с ним разберется. А пока что их ждали другие дела –

дом пуст. Кольца нет, дальше! Они стоптали стражу у ворот и навсегда

исчезли из хоббитских краев.

В предрассветный час Фродо внезапно очнулся от сна, словно кто-то

его разбудил. И увидел: Бродяжник настороженно прислушивается, глаза

его отливают каминным огнем, по-прежнему ярким; сидел он напряженно

и неподвижно.

Потом Фродо опять уснул; но в сон его врывался гул ветра и яростный

стук копыт. Ветер сотрясал гостиницу, а где-то в дальней дали звучал рог.

Фродо стряхнул сон, открыл глаза и услышал исправный петушиный крик

во дворе. Бродяжник отдернул занавеси и резко распахнул ставни, а потом

окно. Серый рассвет хлынул в комнату, и утренний холодок забрался под

одеяла.