Но было в глубине зеленых глаз и что-то третье, что Даниил никак не мог прочитать.

 

— Не стоит равнять меня с певичками из веселых кварталов, мой принц, — ответила она, — Я не предлагаю вам купить меня. Но разве не вправе каждый из нас обладать тем, чего достоин? Разве не высшее счастье для любой женщины — принадлежать мужчине, что силен и надежен? Я не сомневаюсь в вашей силе, в вашем могуществе. Лишь поэтому я говорю, что была бы счастлива провести эту ночь со столь могущественным заклинателем, показавшим свою силу.

 

Её слова звучали искренне. Но даже если она верила в то, что говорила, она определенно не говорила всего.

 

— И чем это отличается от того, что я взял бы вас силой? — парировал Дан.

 

На секунду она задумалась.

 

— Возможно, тем, что это мой выбор, — здесь ответ Сюин звучал не вполне уверенно.

 

Видно было, что этот вопрос она не просчитала.

 

— В таком случае, позвольте мне озвучить свой, — хмыкнул юноша, мысленно стараясь заставить кипящую кровь успокоиться, — Для меня женщина — не трофей. И я не считаю достойным принять ваше предложение, хоть оно и лестно для меня. В то же время, я не смогу сражаться с вами на других условиях и не думать при этом о том, что мог бы получить; ведь не буду скрывать, что ваша красота взволновала мое сердце.

 

«Скорее другие органы», — мысленно прокомментировал он. Но все же продолжил:

 

— Поэтому будет лучше, если мы с вами откажемся от этого поединка. Не говоря уж о том, что я рассчитывал, что о моем пребывании в землях Фен не станет широко известно, а поединок магов всегда привлекает внимание.

 

Сюин выслушала его речь очень внимательно. Она не была с ней согласна, это было заметно невооруженным взглядом. Но спорить она не стала.

 

Лишь хмыкнула:

 

— Не пожалейте о сделанном выборе, мой принц. Скоро состоится отбор. Если я стану женой вашего брата, то с мечтой обладать мною вы сможете расстаться навсегда.

 

Ну, и что на это можно было ответить? Сказать, что у него нет такой мечты? Что-то подсказывало, что это не самый лучший вариант.

 

Оставалось вспомнить спартанцев и выразиться лаконично:

 

— Если.

 

 

 

Светская беседа продлилась еще четверть часа, и к концу этого времени Дан почувствовал себя совершенно выжатым. Кто бы мог подумать, что на обыкновенный разговор может уходить столько сил. Оказывается, может: когда каждую секунду отчаянно стараешься не выдать, что не имеешь представления, о чем идет речь.

 

Хотя насколько он мог судить, в его мире хватало людей, которых это ничуть не волновало.

 

Когда же за красоткой закрылись двери поместья, Даниил какое-то время смотрел ей вслед. После чего негромко сказал:

 

— Евнух Ган. Передай остальным: пусть потихоньку готовятся к отбытию. Спокойно, без суеты, чтобы не казалось, что мы делаем это в спешке. Но к завтрашнему утру мы уже должны быть на пути в столицу.

 

— Да, молодой господин, — поклонился тот.

 

Дан не знал, в чем именно заключался подвох, но не сомневался в том, что какой-то подвох был. Он не был настолько самоуверен, чтобы считать, что вообще нигде не ошибся. А учитывая, что как выяснилось, у мятежного клана были все основания не любить правящий…

 

Оставаться в землях Фен могло быть опасно.

 

Эти нехитрые соображения Даниил повторял себе снова и снова, как будто за счет этого он мог вычленить в них что-то новое. И лишь повторив их в пятый раз, студент заставил себя взглянуть на истинную причину.

 

Задело его что-то в её словах. Что-то в них было, что не давало ему успокоиться.

 

«Разве не вправе каждый из нас обладать тем, чего достоин?»

 

Такое простое и кажущееся очевидным заявление. Вот только…

 

Вот только чем он обладал в своем мире? Чего он был достоин?

 

Выходило, что ничего. В своем мире Дан всю жизнь делал что-то для других, не прося ничего для себя. Не прося — и не получая. Все его друзья прекрасно знали, что на него можно рассчитывать, что в любое время дня и ночи он откликнется на их просьбы и никогда даже не подумает отказаться или потребовать ответной услуги. Знали — и пользовались этим. Как говорится, помоги человеку, и он непременно вспомнит об этом, когда ему снова понадобится помощь.

 

Он никогда не роптал на это. Никогда не винил их в этом.

 

Но сейчас, живя в шкуре Лиминя, который, похоже, не позволял пользоваться собой никому и никогда, он ощущал это все острее.

 

«Интересно», — вдруг подумалось Дану, — «Если Лиминь просчитался, и мое тело там, в моем мире, все-таки умерло, Лера придет на мои похороны?»

 

Или даже так.

 

«Хоть кто-нибудь, кроме родных, на них придет?»