Я единственный человек в этом ресторане, который чувствует себя манекеном?

Поза, одежда и место для демонстрации. Когда они проходят мимо меня и смотрят, то восхищаются тем, как хорошо я выгляжу. Как отутюжен мой наряд, как блестят мои волосы.

Никто из них не подозревает, что я пластиковая, а может, хранят это в секрете. Официанты, которые без спроса доливают мне воду, представители элиты Пондероза Спрингс, которые проходят мимо, чтобы поговорить с моим отцом, — все они чувствуют, как пластик тает на моей плоти. Все они знают, что я фальшивка, мошенница, но просто ничего не говорят.

Я — разбитая, милая девушка, которая едва сдерживается в эмоциональном плане и которая изо всех сил пытается влиться обратно в этот поверхностный мир акул, как крошечная мелюзга. Я — их любимая внутренняя шутка.

Я использую вилку, чтобы ковырять еще один кусок лосося по завышенной цене. Это рыба, которая умерла, чтобы быть пережаренной и поданной людям, которые, вероятно, не могут ничего распробовать из-за многолетнего курения и лжи, сжигающей их языки.

— Перестань играть со своей едой.

Мои пальцы сжимаются вокруг прибора в руке. Не воткни в нее вилку. Не на людях.

В мае, через два месяца, мне исполнится двадцать два, а я сижу здесь и бормочу мачехе извинения под нос, чтобы не устроить сцену. Как только я чувствую, что ее критический взгляд переключается с меня, и она возвращается к предыдущему разговору, я ослабляю хватку на вилке.

Долгое время я не понимала, почему Реджина так сильно меня недолюбливает. Она знала меня с рождения и всегда предпочитала вживаться в архетип злой мачехи, а не любить меня, как родную. Только повзрослев, я поняла, что она видит, смотря на меня.

Я — неровность на дороге в ее хорошо вымощенной жизни. Я — плод интрижки, появившийся перед свадьбой ее мечты, и она всю жизнь заставляла меня расплачиваться за грех моего отца — влюбиться в другую женщину.

— Ты уже выбрала платье для фуршета по сбору денег, Коралина? — глубокий голос моего отца едва не раскалывает изящный фарфор.

Джеймс Уиттакер — это сила. Он — спрос в комнате, полной предложений. На все его вопросы ответ всегда «да», и смотреть ему в глаза — это риск.

Я встречаю его взгляд, и разница в нашей внешности становится все более заметной, чем старше я становлюсь. С каждым днем я все больше напоминаю свою мать, и это только подогревает его ненависть ко мне. Я — постоянное напоминание о любви, которую он потерял, о любви, ради которой он собирался все бросить.

Какая женщина заставит состоятельного, уже в каком поколении, мужчину отказываться от своего будущего успеха и известности ради нестабильной, посредственной женщины?

Проклятая.

Когда-то мы были близки, когда цвет моих глаз был скорее зеленым, чем карим. Он называл меня своим другом, пока мне не исполнилось тринадцать, и каждое воскресенье мы проводили на пристани. Я рисовала в своем этюднике, пока он ловил рыбу. Потом, две пряди моих волос стали белыми, и мы перестали проводить время вместе.

Я говорила себе, что мы отдалились друг от друга из-за моего похищения, но это ложь в утешение. Его связь с «Гало», которая, как он утверждает, была шантажом со стороны друзей по колледжу, только сильнее давила на наши натянутые отношения.

Мы разбили наш отношения на осколки много лет назад и так и не удосужились собрать их снова. Вместо этого мы решили стоять на них, как чужие люди, позволяя стеклу резать наши пятки.

Лучше оставаться в боли, чем признать правду.

Но я благодарна ему за это. За его неприязнь ко мне.

Она преподала мне самый важный урок, когда я выбралась из того подвала.

В этом мире нет ни одного человека, который позаботился бы о тебе лучше, чем ты сама.

— Я не пойду, — я беру стоящий передо мной стакан с водой и делаю маленький глоток, готовясь к натиску вопросов и пассивно-агрессивных оскорблений.

Мы на людях, а значит, разговор будет проходить в тишине и с принужденными улыбками. Окружающие нас стервятники так и норовят ухватить обрывки сплетен с чьего-нибудь стола, и последнее, чего хочет мой отец, — это еще больше негативного внимания.

Это помогает мне, потому что они не будут слишком давить на меня, когда на них смотрит столько людей. В конце концов, я — ребенок, который выжил. Их личный Гарри, мать его, Поттер. Это будет иметь плохой окрас в прессе, если они покажут, как мало их на самом деле волнует.

— Почему? Все ждут нас там как семью. Я даже сказал сыну сенатора Блума, что ты с нетерпением ждешь встречи с ним.

Карсон Блум, думаю я про себя, — самовлюбленный урод, который пытался заставить меня принимать кокаин в туалете на вечеринке по случаю переизбрания его отца, не верит в изменение климата и считает себя вторым пришествием Христа.