Нет, все они либо изгои, либо наркоманки, паршивые овцы, которые портят мой имидж. Им наплевать, что эти люди не могут двигаться вперед в обществе, потому что, то, что произошло, держит их в оцепенении.

Пережитая травма заставляет их прибегать к наркотикам, некоторые из них так отчаянно хотят оцепенеть, забыться, что наполняют свое тело химическими веществами. Они не могут работать на обычной работе, потому что большинство из них боятся выходить из дома. Никому нет дела до того, что с ними происходит, потому что они счастливицы только потому, что выжили.

Как будто этого, блядь, достаточно.

Никто из них не замарал бы свою репутацию, чтобы понять их так, как понимаю я. Внутри? Я ничем не отличаюсь от всех девушек, которые входят в двери класса.

У меня как раз есть деньги, чтобы нарядить свою травму в пару туфель от Manolo Blahnik.

— Такие люди — это кто? Выжившие? — я вытираю рот, пытаясь избавиться от горького привкуса. — Ты знаешь, что ко мне в студию приходит пятнадцатилетний ребенок? Пятнадцатилетняя девочка. Ей было тринадцать, когда ее похитили, а потом продали. Скажи мне, что она за человек, Джеймс?

— Коралина, — предупреждает он, окидывая меня взглядом, чтобы напомнить, где мы находимся.

Как будто мне есть до этого дело.

Я качаю головой, думая о невозможности их привилегированного прикрытия, и бросаю салфетку на тарелку перед собой.

— Извините. Может, вам двоим стоит взять местную газету, чтобы освежить память? Кажется, вы забыли, что я тоже была одной из тех девушек, которых спасли от торговцев людьми, — я устремляю на отца холодный взгляд. — Должна ли я благодарить тебя, дорогой папочка, за то, что твоя дружба со Стивеном спасла меня от продажи? Или мою мать за те проклятые гены, которые сделали меня достаточно особенной, чтобы оставить?

Мой голос чуть выше приемлемого уровня. Может, им и не плевать на мнение других, но меня в этом городе всю жизнь называли проклятой. То, что они думают обо мне, не мешает мне спать по ночам.

Это делают демоны.

— Не говори с нами так, — шипит мачеха, обвиняюще указывая на меня пальцем. — Это мои деньги держат тебя в этой квартире и позволяют тебе давать эти бесплатные уроки. Тебе стоит помнить об этом.

— Деньги моего отца, Реджина. Забыла? Ты вышла замуж за члена этой семьи, не имея ничего, кроме дешевых туфель и надежды, — мои губы кривятся в злобной улыбке. — Но конечно, лишай меня наследства. Оно мне не понадобится, когда я продам свою часть «Элиты».

Они оба, кажется, лишились дара речи, когда им резко напомнили, что мой покойный дед оставил мне большую долю в нашей семейной компании по разработке нефтяных месторождений, которую не сможет отнять ни один адвокат. Мне было бы легко продать ее конкуренту, и именно так я и планирую поступить, когда Лилак закончит школу.

Раздраженная, почему-то все еще голодная, и уставшая от этого разговора, я упираюсь руками в стол и отодвигаю стул, собираясь уйти.

— Кора, — мягко зовет Лилак. — Не уходи.

Я встаю и на мгновение наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб — запах ее духов сладкий и цветочный. Когда я выпрямляю спину, мой большой палец разглаживает морщинки у нее на лбу.

— Увидимся завтра перед игрой. Напиши мне, если тебе понадобится помощь с домашним заданием по химии сегодня вечером.

Она кивает, принимая это задабривание. Я сделала все возможное, чтобы защитить ее от всего, что мне пришлось пережить, но все равно она знает, что находиться рядом с Реджиной и Джеймсом для меня тяжело.

Я позволяю им выставлять меня напоказ, как пони, только чтобы они оставили ее в покое. Если все внимание будет приковано к Проклятой, у них не будет времени, чтобы испортить Лилак. Она сможет спокойно жить.

— Я вызову для тебя машину, — Джеймс прочищает горло, на кончике языка повисло извинение, которое он никогда не произнесет вслух.

— Нет необходимости, — я отхожу от стола.

— Коралина…

— Просто отпусти ее, Джей, — Реджина убирает невидимую ворсинку с его костюма и улыбается. — Не нужно устраивать сцену. Увидимся в воскресенье на бранче?

Я даже не смотрю на нее, не говоря уже о том, чтобы ответить. Я просто отхожу от нашего углового столика, стуча каблуками по полу, когда выхожу. Я чувствую, как все взгляды устремлены на меня, практически слышу, как головы поворачиваются в мою сторону.

Пусть смотрят. Пусть глазеют на меня. Может, после моего ухода им будет, о чем поговорить.

Когда я наконец выхожу на улицу, и свежий воздух врывается в мои легкие, мне требуется всего несколько секунд, чтобы залезть в сумочку и нащупать там пачку сигарет и зажигалку. Мне нужно что-то быстрое, чтобы снять напряжение, прежде чем я начну ругаться на уличный фонарь.

На дне сумки загорается телефон с сообщением.