Я киваю, просто потому, что спорить с ней бессмысленно. Она не поймет. Нет такой степени, которая помогла бы ей постичь то, чему я научился в очень юном возрасте.

Всегда было лучше промолчать, чем рисковать, произнося слова, в которые никто не верит.

Коралина

Восемь месяцев свободы

Ноябрь

Лист бумаги в моей руке потрепан.

Помят от того, что его засунули глубоко в пару ярко-оранжевых Vans, которые стоят в глубине моего шкафа. Удивительно, что он сохранил свой белый цвет с того времени, когда был вручен мне.

Я провожу большим пальцем по нацарапанным цифрам, и лунного света достаточно, чтобы четко их различить. Прислоняюсь спиной к стене родительского дома, белые рейки впиваются мне в спину, а покрытие крыши трется о бедра.

Ночное небо сегодня прекрасно. Многие люди даже не знают, что из-за полного отсутствия световых помех с Орегонского побережья открывается один из лучших видов на звездное небо и Млечный Путь.

Было время, когда я часами лежала на спине на этой крыше, пускала кольца дыма и размышляла о том, насколько огромна наша Вселенная. Улыбалась себе, когда звезды подмигивали мне, как бы весело дразня: Ты никогда не узнаешь всех наших секретов, но ты можешь восхищаться нашими истинами.

Слезы текут по моим щекам так небрежно, что я их даже не замечаю, пока не дует легкий ветерок.

Обычно я не такая. Плаксивая и грустная. Я нечасто вваливаюсь пьяной на крышу родительского дома, чтобы поплакать о том, что со мной случилось, пожалеть себя. Жизнь — это постоянный маятник боли. Каждый испытывает ее, и я не особенная.

Так что, возможно, это дорогой коньяк моего отца, который я украла из его кабинета, или запах дождя, приносимый ветром, вызвал эти эмоции, которые я тщательно хоронила.

Я продолжаю думать, что если я просто продолжу делать все так, как делала раньше, если я стану такой, какой была до похищения, жизнь вернется в нормальное русло. На прошлой неделе я тусовалась со школьными друзьями. Мы сидели в кафе, в которое часто ходили по четвергам во время летних каникул. Вчера мои мачеха и отец потребовали, чтобы я сходила на художественную выставку, и я пошла. Сегодня вечером я сижу на крыше и смотрю на звезды.

Чай в кафе «У Луки» был горьким и холодным. Друзья, которых я когда-то знала, оказались незнакомцами, их жизни движутся вперед, а моя застыла. Искусству, в котором я всегда находила радость, не хватало живости. И звезды уже не кажутся такими яркими.

Когда я стою перед зеркалом, выгляжу все так же. Я — та самая Коралина, которую узнают мои родные и друзья, но теперь я совсем другой человек. Раньше я никогда так не боялась. Дышать, двигаться, жить.

Внутри я все еще Цирцея5.

Я покинула этот подвал физически, но мысленно все еще живу в нем.

Ненавижу его. Презираю себя за то, что живу в страхе, в застое и не двигаюсь по жизни дальше. Меня похитили, избили, изнасиловали. И что? Есть миллионы людей, которые испытывают подобное. Мне повезло. Я не должна чувствовать себя такой чертовски несчастной.

Моя кровать, на которой я сплю с первого года средней школы, слишком мягкая. Здесь всегда слишком солнечно и шумно. Еда на вкус не похожа ни на что, кроме еды для поддержания жизни, а радость стала для меня недостижимой мечтой.

Жизнь не должна быть такой тяжелой.

Ветер треплет маленький листок бумаги между моими пальцами. Дрожащей рукой я набираю семь цифр, которые никогда не рассчитывала набирать. Обещала себе, что не буду. Но я в безвыходном положении. Ведь хуже не станет от этого звонка?

Когда раздается гудок, я сразу же хочу повесить трубку. Это глупо. Я выжила, вышла на другую сторону, где меня ждет моя богатая семья, готовая сделать меня блестящей и обновленной. Могло быть и хуже.

Палец замирает над кнопкой завершения вызова, но тут в динамике раздается хриплый голос.

— Коралина.

Мое имя слетает с его языка. Он не спешит. Он произносит его медленно, не торопясь и не сокращая, удерживая его во рту, пока не вырывается последний слог.

— Как ты узнал, что это я?

Мое сердце громко стучит о ребра, бешено колотится в груди от нервного напряжения. Я не ожидала, что он ответит. Возможно, какая-то часть меня надеялась, что гудки будут до тех пор, пока я не услышу его голосовую почту.

— Я наследник фирмы по кибербезопасности, — говорит он прямо, как будто это очевидно. — Ты в порядке?

Это просто три слова, которые я слышала на повторе в течение последних восьми месяцев, но когда они звучат из его рта, от него самого? От этого на глаза наворачиваются слезы, а грудь сжимается.

Боже, я ненавижу это.