— Пошел ты, Сайлас.

Он проходит дальше в комнату, словно мои слова — это приглашение. Он стоит над моей разрушенной комнатой, в обломках моего дома, как статуя. Потрясающее произведение скульптурного искусства в пространстве чистой злобы.

— Если ты не научишься принимать тот факт, что ты была жертвой еще до того, как стала проклятьем, все, что ты будешь делать, — это продолжать ранить людей, которые не причиняли тебе вреда, — он наклоняет голову, наблюдая за мной. — Это то, чего ты хочешь? Вычеркнуть всех, чтобы не осталось никого?

— Я не была жертвой, — огрызаюсь я, чувствуя, как слезы скатываются по щекам. Я устала, устала от того, что Сайлас всегда находил меня такой разбитой. — Ты что, не умеешь читать газеты? Я была влюблена в него. Я хотела быть рядом.

Я подбираю лоскутки холста, словно это осколки моего сердца, и подбрасываю их в воздух, наблюдая, как они падают дождем на меня. Мой голос почти кричит.

— Это не жертва. Я не сломана — все мои деньги собрали меня обратно. Разве ты не видишь этого? Я сама просила об этом, Сайлас. Я сама напросилась на все это.

Ты просила об этом.

Ты любишь меня. Скажи, что любишь меня.

Ты хочешь остаться здесь со мной навсегда, верно?

Тебе повезло, что у тебя есть деньги, девочка. Это ужасно для тех, у кого их нет.

Могло быть и хуже, понимаешь?

Ты одна из тех, кому повезло.

Слова Стивена и жестокий шквал обвинений со стороны окружающих эхом отдаются в моих ушах, как тысяча маленьких молоточков, бьющих по моему разуму. Я так близка к тому, чтобы взорваться от ярости, способной поглотить весь мир, так близка к тому, чтобы разорвать зубами землю.

Но тут происходит нечто чудесное.

Пальцы Сайласа убирают прядь моих волос за ухо, а ладонь задерживается на моей щеке, впитывая слезы, которые я отчаянно пыталась сдержать. Я медленно поднимаю на него глаза, нахмурив брови. Он смотрит на меня сверху вниз, прежде чем его губы растягиваются в мягкой улыбке.

Впервые с тех пор, как я узнала имя Сайласа Хоторна, он улыбается.

По-настоящему, мать твою, улыбается. Это грустная, душераздирающая и, несомненно, искренняя улыбка. Как будто он знает, что в этот момент мне больше всего на свете нужно что-то теплое, что-то доброе.

Он смотрит на меня, на мой беспорядок, как на человека, которому стоит улыбнуться. Это подарок, который он дарит очень, очень немногим людям. Подарок, который молча говорит мне, что я достойна его милости, его доброты.

— Нет, Хекс, — шепчет он, качая головой. — Ты сделала то, что должна была сделать, чтобы остаться в живых. Это никогда не делало тебя слабой. Это не значит, что ты сама напросилась. Это делает тебя выжившей.

Из моего горла вырывается всхлип.

Мне страшно.

Боюсь того, что я сделаю с теми, кто мне дорог. Невинные жизни разрушаются сломленными людьми, которым причинили боль, прежде чем у них появился шанс исцелиться. Я — пример в этом искусстве разрушения.

Я прошла через нечто ужасное, выжила, и все говорили мне, что мне повезло.

Но никто не показал мне, как жить с этим. С этим грузом, с этой болью, с этими воспоминаниями.

— Ты все еще живешь в режиме выживания. Тебе просто нужно научиться его выключать, детка.

Сайлас

В темноте моего домашнего кабинета царит тишина, позволяющая моим мыслям успокоиться. Дым от сигары клубится в воздухе. Держа стакан с бурбоном в руке, я откидываюсь на спинку кресла.

Смотрю на пистолет, лежащий на дереве передо мной, черный металл блестит в лунном свете, проникающем через окно за моей спиной.

Час назад именно из него я убил человека.

До сих пор чувствую запах пороха и крови, наполняющий воздух, слышу звук, который издает пуля, когда пробивает череп и проходит сквозь мозговое вещество.

Того человека, который несколько дней назад мог утешить разбитую Коралину, в этой комнате нет. Не сегодня.

Пальцы крепко сжимают стакан, поднося его к губам. Я делаю медленный глоток виски.

Чарли Монро бросил технический колледж в конце девяностых. Он работает, ну, точнее работал в ближайшем магазине по ремонту компьютеров. Имея дома жену и сына, Чарли был наивной жертвой обстоятельств, которой предложили деньги в обмен на услуги по взлому и, очевидно, вандализму.

Интересно, предупредил ли его Стивен Синклер о том, с кем он столкнется, когда его поймают? Какая участь постигнет его под дулом моего пистолета, если я узнаю, что это он поиздевался над моими друзьями? Моей женой.

Сначала он был храбрым. Они все такие.

Именно поэтому ломать их так чертовски весело.

— Полмиллиона за легкую компьютерную работу и разрушение квартиры какой-то цыпочки? — он смеется, от него пахнет затхлым запахом сигарет. — Это какая-то гребаная киска.